СИЛА АРМИИ СОХРАНЯЕТСЯ ВОЕННОЙ ЮСТИЦИЕЙ-7

Очень хороший и нужный материал, как никогда кстати. Но не стоит в общем плане увлекаться затмеванием подвигов настоящих советских командиров, который в тексте буквально тонет на фоне "подвигов" трусливых командиров-предателей. Это потому опасно, что ныне главный аргумент демократов - "подебил народ, а никакое не командование, победил народ ВОПРЕКИ... ".

из книги И.С. Маношина «Героическая трагедия».
К 30 июня были израсходованы практически все боеприпасы В тяжелейшей обстановке, сложившейся в Севастополе, командование флотом и оборонительным районом больше всего заботилось спасением собственных жизней.
В это время на мысе Херсонес проходил последний рубеж обороны.
«У маяка, куда мы, раненые, пришли пешком под вечер 30 июня, уйдя из Херсонесского храма, — пишет комиссар 1 батальона 2-го Перекопского полка морской пехоты А. Е. Зинченко, — тысячи солдат и раненых. Мы услышали команды через рупор, кому где собираться. Но тысячная толпа была неуправляема. С Северной стороны Севастополя немцы из крупнокалиберного орудия обстреливали район аэродрома. И было видно, как от разрывов летели во все стороны головы, ноги солдат».
… На вторую шифровку, которая адресовалась Октябрьскому насчет присылки самолета, текст которой был примерно такого содержания:
«Командующему ЧФ
Вышлите самолет. Херсонесский аэродром держим. Сил остается очень мало».
Новиков, Ильичев 22.00. 1.07.42 г.
был получен ответ, в последней шифровке сообщалось:
«Новикову, Ильичеву
Самолетов у меня нет. Держите батарею и Херсонес. Буду присылать корабли.
Октябрьский».
И они держали. Как писал политрук пулеметном роты 3-го стрелкового батальона 142-й отдельной стрелковой бригады П. Т. Герман, дни с 1 по 4 июля были сплошной обороной. Так запомнилось. С наступлением темноты отчаявшиеся люди с криками «ура!» рвались на врага и на какую-то сотню метров, другую оттесняли его, а с утра враг гнал нас к району 35-й береговой батареи. Начались массовые опускания к воде, под скалы. Цель у всех была одна — дождаться кораблей для спасения, а их не было. О том, что оборона прекращается, я ни от кого не слышал. Оборонявшиеся сами по себе с винтовками продолжали удерживать эту узкую полоску вдоль берега. Связи между частями и даже внутри нашего батальона не стало.
Был случай, когда разбитую противотанковую пушку какие-то артиллеристы приспособили на подпорках и через ствол навели на самоуверенный вражеский танк, уверенный, что у нас нет артиллерии, единственным выстрелом подожгли его. Какая это была радость для всех! Мы это видели!
Второй случай. Над всеми нами открыто летал двукрылый вражеский самолет. Не спеша, медленно, на бреющем полете, не стреляя. Наши из всех винтовок палили по нему и все бесполезно. А какой-то моряк стрельнул по нему из противотанкового ружья и самолет бултыхнулся в море на виду у всех. Ликование наших бойцов было неописуемое!
Забылось на какое-то время наше безысходное положение.
В одну из ночей подходил какой-то корабль и на расстоянии стал спускать шлюпку, которая подошла близко к берегу. К ней бросилась масса людей. Шлюпка отошла. Вслед ей поплыли многие, несколько человек взобрались на прибрежную скалу-камень и застрелились или застрелили друг друга с возгласом: «За Родину, за Сталина!» Враг бросил в темноту бухты несколько мин и люди мгновенно оставили место скопления.
«На Херсонесе у каждого в голове в первую очередь вода, написал старшина 1 статьи В. К. Каплунов. Жара, все тело обожжено от раскаленных камней. Я, например, терял рассудок и лез напролом, чтобы завладеть немецкой флягой. Был такой случай, когда я нашел ПТТР и 4 патрона и подбил два легких танка, где добыли канистру воды и четыре фляги кофе. Воду отдали раненым. Бои были врукопашную и психическую, но нечем было стрелять.».
Количество раненых и убитых в первые дни июля, особенно 2 и 3 июля, росло неимоверно быстро из-за многочисленных контратак, массированных бомбардировок, артиллерийского, минометного, пулеметного и стрелкового огня противника. Тем более, что на оставшейся у наших войск небольшой территории размером примерно 5 х 3 км, где находилось десятки тысяч защитников Севастополя, чуть не каждый вражеский снаряд, бомба или пуля находили свою жертву.
Командир санитарного взвода 20 МАБ военфельдшер С. В. Пух написал, что их выносили с поля боя и собирали на 1 этаже Херсонесского маяка.
Потом были заняты второй, третий и даже самый верхний этаж маяка. 3 июля во время массированного налета самолетов противника, рядом с маяком упала тонная авиабомба. В результате взрыва рухнула часть стены маяка, похоронив под своими обломками сотни раненых.
Он также отметил, что после 30 июня перестало осуществляться снабжение медикаментами, в результате чего раненых, особенно тяжелых нечем было перевязывать, накладывать шины, что ускорило гибель многих сотен тяжелораненых.
Эту картину эвакуации в Херсонесской бухте дополняет авиамеханик из 40-го авиаполка ВВС ЧФ В. М. Осотов, из сводного бат. ВВС: «Прошел в сторону аэродрома по берегу. Вся дорожка усеяна трупами людей. Под скалами берега множество военных и гражданских людей. Вдруг слышим гул моторов, всмотрелись, катера-охотники идут со стороны Херсонесского маяка вдоль берега и направляются в наш район.
Остановились по одному вдоль берега в 200 — 500 метрах. И тут началось! Все море от берега заполнили человеческие головы, все плыли к катерам. Это что-то невероятное! Я подплыв к катеру ухватился за металлическую пластину, отошедшую от привального бруса. Матросы меня вытащили на палубу. Лежал, а потом, придя в себя, посмотрел на воду — просто ужас берет, от самого берега до катеров все люди».
«Наутро, написал в своем письме воентехник II ранга Г. П. Сорокин, начальник артснабжения из 134 артполка 172 стрелковой дивизии, у берега, сколько было видно, в 7 — 8 человеческих тел толщиной тысячи погибших полоскались волной. Факты достоверны».
«Страшно становится, когда вспоминаешь, что произошло в Херсонесской бухте утром 3 июля 1942 года. На моих глазах утонуло много людей. Их тела в самых разнообразных позах хорошо были видны в воде», — так подвел итог этой эвакуации полковник Д. Пискунов.
С наступлением рассвета 3 июля 1942 года на поле аэродрома и вокруг него разгорелись жестокие бои. Начались танковые атаки фашистов. Со всех сторон из капониров для самолетов на танки бросались с фанатами красноармейцы и краснофлотцы. В этот день отражением атак руководили инициативные командиры. По воспоминаниям военврача И. Иноземцева возле его землянки, где он находился по ранению, руководил боем и стрелял по щелям танков инженер-майор, высокий и широкоплечий, из аэродромной команды. При каждой танковой атаке он выбегал из землянки и кричал: «Товарищи! Способные держать оружие выходите, на нас опять идут танки!» Из его землянки то и дело выскакивал с наганом легкораненый лейтенант в армейской форме. Он бежал со связкой гранат во весь рост, а затем после броска гранаты полз по земле по-пластунски.
В этих боях подбили два танка. Один загорелся и ушел, второй опрокинулся в воронку из под авиабомбы. После контратаки собирали патроны и набивали пулеметные ленты, готовились к следующему бою. Атаки чередовались с бомбежками и артобстрелами. Землянки переполнены ранеными. Жарко, душно, жажда, морская горько-соленая вода вызывала еще большую жажду. Всех не покидала надежда на приход наших кораблей. День 3 июля 1942 года, как отмечает старший лейтенант Г. Воловик, который находился на позициях 55-го зенитного артдивизиона, был днем кошмара. Погибло и было ранено много наших воинов. Весь день бомбежки, минометный и артиллерийский обстрел наших позиций, затем шли атаки противника и наши контратаки.
«Мы много раз ходили в контратаки, — вторит ему старший лейтенант Наумов. Немцы подошли к аэродрому. Мы вели огонь из винтовок и пулеметов. В наших атаках на противника все перемешалось. И наши и остатки других частей. Потери были большие…»
Так шли бои в течение всего дня 3 июля.
Наступило утро 4-го июля 1942 года. Рано утром немцы с воздуха разбросали листовки с призывом сдаваться в плен, что они это делали каждый день. Реакции не последовало. Тогда вновь началась огневая обработка всего участка обороны на Херсонесском полуострове небывалой по мощности. На этот раз немцы решили нас стереть с лица земли, вспоминает Г. Воловик. Такой бомбардировки, артиллерийской и минометной, еще не было. Боеприпасы у нас кончились. Вражеские самолеты бомбят с воздуха, истребители на бреющем полете ведут пулеметный обстрел. Все, кто держал оборону в окопах, вжимались в землю. Особенно много людей погибало, в том числе и гражданских, находившихся на узкой прибрежной полосе берега под скалами. Немецкие истребители заходили с моря и подлетая к берегу на бреющем полете в упор расстреливали скопления беззащитных людей. Прибрежная вода была полна трупов. Положение было отчаянное. К тому же июльская жара, четыре дня без пресной воды и пищи и удушающий трупный запах от заваленных ими окопов.
После пленения основной массы наших воинов, скопившихся на Херсонесском полуострове, на аэродроме стали хозяйничать фашисты. В 150 метрах от КП ПЕ-2 была вырыта яма, куда втаскивали наших павших бойцов и командиров. Но сопротивление продолжалось на отдельных участках полуострова.
До 7 июля сражались остатки 953-го артполка под берегом между маяком и Херсонесской бухтой. Командир полка подполковник Полонский после тяжелого ранения застрелился.
4-го июля немцы взорвали скалу, под которой располагался наш госпиталь в Херсонесской бухте. Под берегом этой бухты и в других местах было много раненых. Немцы, видя одно из больших таких мест с ранеными (напротив КП ПЕ-2), в течение 10 минут забрасывали их гранатами, написал военврач И. П. Иноземцев, находившийся неподалеку. В результате из 150 человек остались в живых около 15. Весь берег в этом месте был покрыт трупами, наваленными друг на друга. Тяжелораненые кричали, просили их пристрелить. Кто мог двигаться, полз к воде и тонул. Немцы пристрелили всех, кто не мог подняться и идти. Жестокость, варварство фашистов было беспредельным.
Жительница города Севастополя Л. А. Тарасенко, которой в 1942 году было 14 лет, написала, что до сих пор в памяти стоит бесконечная черная лента попавших в плен защитников Севастополя. В большинстве своем они были раненые, контуженые, в почерневших от крови повязках под палящими лучами июльского неба.
Озверевшие долгим сопротивлением немцы выхватывали из колонны моряков и стреляли их в упор. Наши бойцы то в одном, то в другом месте дрались с немцами-конвоирами. Когда мы вышли на шоссе, я была потрясена, увидев, как огромные машины наезжали на пленных, и когда проехали, то люди были расплющены как лягушки на асфальте. Человеческая жизнь для оккупантов ничего не значила. Сколько безымянных героев легло тогда, но непокоренных духом!
Изощренность в убийстве наших военнопленных фашистами и их прихлебателями из числа предателей крымскотатарского народа не знала границ.
По данным А. И. Лощенко 3 июля их на правом фланге обороны у 35-й батареи немцы прижали к берегу. Пришлось спуститься под обрыв берега. Переодевшись в гражданский костюм, который дала ему жена, он, выйдя из-под берега, был взят в плен. При этом он наблюдал возмутительное варварство фашистов, которые заставляли наших командиров садиться на корточки и расстреливали их в голову сзади. Один из наших командиров быстро схватил камень и кинулся на немца с возгласом: «Умрем за Родину, за Сталина!», сшиб фашиста с ног и впился зубами в его горло. Фашисты бросились на помощь. Фашист был мертв, а тело нашего командира— кровавое месиво.
Полковник Пискунов в своих воспоминаниях писал о неоднократных попытках прорваться в горы из-под крутого, обрывистого и высокого берега 35-й батареи в течение 5—12 июля 1942 года. При этом он отмечает, что ночью 6 июля он со своей группой прошел в Херсонесскую бухту с целью разведки. Перед их взором предстала жуткая картина. Берег бухты вдоль уреза воды на всем его протяжении был завален трупами. Они лежали кучами и просто в ряд так, что ногу негде было поставить между ними. Это был результат расправы озверевшего врага во время очистки этой бухты от оставшихся войск Приморской армии днем 4 июля 1942 года.
Рядовой 142-й отдельной стрелковой бригады Ф. П. Землянский, находившийся в 35-й батарее и взятый в плен в этот же день запомнил, как немец-переводчик перед строем пленных сказал что «мы своим бессмысленным сопротивлением задержали отправку немецких войск на Кавказский фронт» и когда он кончил говорить, то из строя пленных вышел подполковник или полковник и сказал следующее: «Дорогие мои товарищи, защитники Севастопольской обороны, мы сейчас в плену у врагов, но мы не сдались, мы стойко и честно защищали наши священные рубежи. И если кому из нас доведется остаться в живых, то передайте соотечественникам о том, что мы свой воинский долг выполнили до конца, пусть знают об этом люди!».

Комсомольская правда опубликовала интервью с известным историком Ю. Жуковым, который повторяет доводы Ю. Мухина о Катынском деле

http://www.kp.ru/daily/25659/821651/

Спасибо Юрий Игнатьевич,
отличная статья, в этой теме Вы совершенно правы.
Я с Севастопольскими  эпизодами войны был совершенно не знаком,
хотя моё совокупное представление о советских офицерах не отличается от вашего.
Я слышал воспоминания многих участников войны, мой дед прошёл с артиллерийской батареей до Берлина.
Будучи офицером запаса связи и техническим специалистом успел побывать порой и продолжительное время от нескольких недель до пары месяцев в мотострелковых, морских и лётных частях.

Мой дальний родственник будучи командиром полка развёлся со своей женой -  заведующей военторгом, скоропостижно,  за 2 недели до того, как её осудили за крупную недостачу.
Им было мало было спекуляции дефицитом получаемого по линии военторга, тянуло жить круто с шампанским, ни в чём себе не отказывая...
У него дома и на даче пахали халявные солдаты - такого ни в одной самой мерзкой либеральной демократии не найдёшь..
 
***
Моё мнение: главные герои в Отечественную войну не столько профессиональные офицеры выбравшие себе профессию, чтобы не трудиться в поле или у станка,
столько люди призванные защищать Отечество от станка, сохи и кульмана, привыкшие к продолжительному каждодневному труду, знающие
реальную цену каждой победы.

http://www.shturmtv.com/video/875/АРМЕЙСКИЙ-ШАБЕСГОЙ