ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

Граждане обратите внивание что некий звездунишка под ником бурмак совсем охренел.

Он уже повторил все известные древние и новые антикоммунистические зомбобайки.  Причём в циничной форме и не попытался их замаскировать под что нибуть новое или выдумать хотя бы видимость доказательств. А на все факты о том что это фуйня отвечает ля ля  тополя правительственным педрилкам видней.

Столь наглой пропаганды от власть имущих мне ещё встречать не приходилось.Интересно что это совпало с речями вовки о необходимости пересмотра учебников истории. Дескать они слишком идеологизированы. Конечно, наш чукча писатель одноклеточной великовозрастный школио, но что бы это значило? Самостоятельно он до такой степени не смог бы промыть свой пустой черепок.

 

Ждём новой волны антикоммунистической истерии с целью замаскировать "достижения" пукинской раши?

 

ОШИБАЕТЕСЬ.

 

 то это уже не естественный отбор, а ИСКУССТВЕННЫЙ.

 

 тема статейки, совсем не в тему.

 

Бедный Юрик! Так не хочется становиться просто листвою или травой. Извини за фамильярность, Юра, но, например, православный Александр Сергеич понимал, что душа переживёт его прах не в раю и не в аду и даже не в эфире, а в заветной лире. Ты тоже книжек понакропал, но души-то в них с гулькин хер. Так что, как ни крути, а придётся нам с тобою стать листвою или травою. Но я не вижу в том большой печали. Понимаешь, у человека два основных способа познания мира - наука и искусство. Разные вумники наплетут и про другие - религиозный, например. Но я-то, - об основных. С помошью первого человек познаёт материальный мир, а второго - идеальный - душу. А познание суть отражение. Так что твоя "душа в эфире" есть не что иное, как потёмки в полной темноте. Кстати, ты не задумывался, почему англичане говорят про кошку it?

 

 

 А заповеди? Разве это не технология борьбы за создание личности? Изложенные чётко, кратко, всеобъемлюще. Кто их написал или вдохновил на написание? Сосед чей-нибудь что ли?- нет пока не сосед, но скоро им станет и соседям мало не покажется. Это не технология, не борьба и это не относится к созданию личности. Заповеди эти даны Моисею для еврейского народа Господом Богом, за соблюдение которых он обещал им свою поддержку. Потом он назовет их рабами и прикажет уничтожить другие народы.Чужие заповеди вам зачем? Это не законы Природы. Это устав для грызущегося стада.

Обидно, чесслово за Ваши, поистине мощную логику и интеллект. Нам этот Господь, кроме смерти ничего не обещал.Но он не абсолют. Есть еще Бог Творец-вот он всегда за нас..Он  создал ВСЁ.  И дал вам Свободу. Никаких заповедей соблюдать не предлагал.Просто встроил в систему механизм ответственности. Его посланники объяснят, что это за механизм.

 

 

 

Сухой остаток.

Условия критики, то есть те предпосылки, при которых она возможна, законна и способна достигать своей цели, — не частных целей того или другого критика, но той принципиальной цели, для которой критика существует, — выяснения объективной истины; словом, дело идет о предпосылках вообще добросовестной и доброкачественной критики.

Из них первая заключается, несомненно и бесспорно, в понимании объекта критики. А это прежде означает достаточное знакомство с его основой, то есть с методами  наук, на которые объект опирается, и с главнейшими, по крайней мере, их достижениями. Если этого нет, то перед нами может быть сколько угодно возражений, обоснованных сколькими угодно рассуждениями, но собственно критики не будет, а будет нечто иное. Что же именно? Исследуем.

Возражать, как известно, возможно всегда и на все; рассуждать тоже, при наличности некоторой умственной дрессировки, нетрудно обо всем. Технологически дело сводится к тому, чтобы брать слова и фразы противника и противопоставлять им другие слова и фразы — это будет «возражение»; оно подкрепляется при помощи наличных в памяти ассоциаций еще иными словами и фразами, которые представляют некоторую, внутреннюю или хотя бы внешнюю, связь с первыми; это будет «рассуждение», а поскольку сюда присоединяются слова и фразы, заимствованные из авторитетных источников, получится и «аппарат научности» или цитатное «обоснование». Конечно, требуется, чтобы все это было сцеплено в гладкой последовательности и не заключало видимых нелепостей, — вопрос стилистического упражнения и некоторой осторожности в выборе словосочетаний.

Все это отнюдь не затрудняется, напротив, — значительно облегчается неполным или неясным пониманием объекта «критики». Тогда критик не стеснен точным смыслом критикуемого. Дело в том, что используемые слова, даже научные термины, являются историческими продуктами и, как таковые, подвержены изменениям и превращениям. Они никогда не бывают вполне однозначащими, — за каждым словом скрывается несколько, иногда очень много, значений, то различных по оттенку, то даже глубоко расходящихся между собой. Очевидно, что вполне достаточно взять в какой‑нибудь фразе критикуемого произведения хотя бы одно слово не в том именно значении, какое оно имело у автора, и весь смысл искажается — для «рассуждения», «возражения» и прочего открывается широкий простор.

Возьмем, например, такой, строго научный, по-видимому, термин, как «равновесие». Он на самом деле научный, но это не мешает ему применяться в нескольких совершенно различных смыслах. Под ним может подразумеваться и простое отсутствие изменений в положении или состоянии тела; но когда говорят о «подвижном равновесии», то имеется в виду другое понятие, уже не статического, а динамического содержания: равенство двух потоков противоположных изменений, чему самым наглядным примером служит равновесие формы водопада. А когда дело идет о «системах равновесия», о «законе равновесия» Ле-Шателье, тогда термин означает еще иное — динамику еще гораздо более сложную, а именно тенденцию к устранению порождаемых внешними воздействиями изменений системы; это, собственно, «уравновешивающая тенденция», которая может даже временно выводить тело из равновесия в первых двух смыслах, что легко видеть на колебаниях весов, когда на чашку кладется груз. И ясно, что это ещё не  все главные значения термина, не говоря уже о менее важных оттенках. Стоит только в приводимой цитате заменить одно из этих значений другим, и весь ее смысл извращен, можно успешно возражать и убедительно рассуждать, опровергать авторитетами и прочее. Человеку, знакомому с предметом, сделать это не так легко — надо идти на «передержку», на заведомое шулерство; но не знающий, спутавшись сам, будет без стеснения развивать путаницу; а читатель, имеющий перед собой только обрывок текста, да и сам, большей частью не компетентный в вопросе, вероятно, не заметит подмены, сделанной обманывающим и себя и его, по невежеству, обманщиком. Но называть это критикой ...

Далее. При достаточном незнакомстве с основами работы критик может просто не видеть того, что в ней заключается, и убежденно говорить, что там нет, положим, постановки такой‑то проблемы, которая не только на самом деле поставлена, но и решена, лишь в чуждой и мало понятной ему терминологии. Читатель опять‑таки вводится в заблуждение, хотя критик виновен не в обмане, а только в невежестве. Впрочем не берусь решить, не следует ли считать обманом и то, что человек говорит о вещах, которых не знает, таким тоном, как если бы он их знал.

Наконец, он не стеснен тогда в ссылках на авторитеты, воззрения которых, например, уже устарели, не соответствуют современному состоянию науки или которые, будучи авторитетны в каких‑нибудь других областях, не являются таковыми в тех вопросах, о которых идет дело.

Ко всему этому надо добавить еще вот что. Каждая область науки имеет свои специальные особенности, которые для несведущих могут иногда казаться парадоксальными и просто несообразными. Встречаясь с такими особенностями в критикуемом произведении, критик в спокойном невежестве будет опровергать их «от здравого смысла», и только читатель компетентный, — а их очень мало, — заметит, в чем дело.