Ожидаю очередных паскудств в Катынском деле с 21 октября, почему и решил дать этот материал, однако, в силу того, что материал, все же велик, дам его двумя частями один за другим.
Немного о мемуарах
Прочел, вышедшую в 2011 году под названием «Гнуснейшие из гнусных», книгу адъютанта польского генерала Владислава Андерса Ежи Климковского, которая в авторском издании имела название «Я был адъютантом генерала Андерса».
Название этой книге дал, скорее всего, ее редактор А. Дюков, и с ним трудно не согласится: «Описывая расчленение Чехословакии осенью 1938 года, Уинстон Черчилль дал весьма емкое определение руководства предвоенной Польши. «Героические черты характера польского народа, — писал Черчилль, — не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания… Нужно считать тайной и трагедией европейской истории, что народ, способный на любой героизм, отдельные представители которого талантливы, доблестны, обаятельны, постоянно проявляет такие огромные недостатки почти во всех аспектах своей государственной жизни. Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовало две Польши: одна из них боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости».
Поручик Польской армии Ежи Климковский, воспоминания которого вы держите в руках, без сомнения, подписался бы под этими горькими и справедливыми словами».
Все правильно, кроме последних строк, и в книге прекрасно показано, что на практике означает эта характеристика Черчилля полякам.
Автор книги, Климковский, безусловно, был очень информирован: «Судьба свела Климковского практически со всеми крупными фигурами в польском руководстве периода Второй мировой войны. Несмотря на невысокое звание, он встречался с премьер-министром польского правительства в эмиграции и верховным главнокомандующим генералом Сикорским, с командующим подпольной армией на территории оккупированной Польши генералом Соснковским, польским послом в СССР профессором Котом и многими другими людьми, влияющими на политику разгромленного и еще не возрожденного польского государства. Но лучше всех Климковский знал командующего польской армией в СССР генерала Андерса, адъютантом которого он был назначен летом 1941 года. Именно тогда Климковский стал человеком, через руки которого проходила секретная переписка, который мог с минимального расстояния наблюдать за делами польских генералов, дипломатов и политиков». Это так. Мало этого, в книге во множестве цитируются документы, которые явно были совершенно секретными на момент их создания, то есть, Климковский в ходе своей службы еще зачем-то делал копии проходившей через его руки секретной переписки, что явно было противозаконно в любом государстве. А это наводит на вопрос – а зачем Климковский это делал, для кого?
Поэтому даже вне зависимости от того, что Климковский, в конце концов, стал заклятым врагом Андерса, и к моменту написания книги (1945-1947 годы) уже отсидел в тюрьме по приказу Андерса, я не соглашусь с Дюковым в отношении самого Е. Климковского: «Поручик Климковский был из другого теста. Родина не была для него пустым звуком, и он готов был сражаться и умирать за возрождение польской государственности. Таких, как он, было много». Таких действительно было много, но в искренность самого Климковского нет никаких оснований верить - он тоже выдает себя далеко не за того, кем был на самом деле, по моему мнению, он был таким же «гнуснейшим из гнусных». И об этом я и хочу написать.
Напомню, что безусловно верить автору мемуаров можно в случае:
- если событие освещает самого автора в невыгодном свете;
- если противоречит его концепции, проводимой в мемуарах.
И можно просто поверить, если для автора безразлично описанное им событие.
В остальных случаях нужно относиться скептически к информации, сообщаемой автором, и верить только тогда, когда этим событиям есть и другие подтверждения. Так нужно поступать и с книгой «патриота Польши» Ежи Климковского.
Для меня книга интересна, кому захочется ее прочесть, может заказать её в интернет-магазине или прочитать в интернете. Итак.
Война поляков с немцами
Климковский ни на мгновение не считал дерьмом польскую армию, в которой он был поручиком, адъютантом командира кавалерийской бригады и ее квартирмейстером, никаких коммунистических или просоветских убеждений у него и следа нет, поэтому можно с полным доверием отнестись к его описанию Германо-польской войны 1939 года. Я это описание дам с сокращением подробностей – «крупными мазками», поскольку оно хорошо показывает, почему Гитлер войну с Польшей считал маневрами. Для удобства чтения большой цитаты, я не даю ее курсивом, а примечательные места выделены мною:
«31 августа я поехал дрезиной в Жулкевь.
Здесь господствовал достойный похвалы порядок. 6-й кавалерийский полк, которым командовал кадровый подполковник Стефан Моссор, был полностью готов к отправке, а большая часть его уже даже успела отбыть к месту сосредоточения под Серадз. Всюду чувствовались воля и разум командира.
…До 1 сентября весь необходимый подвижной состав был подан к месту погрузки частей, и эшелоны проследовали к месту назначения. Я сам в ночь с 1 на 2 сентября с последним эшелоном покинул Львов. В дальнейшем, следуя вместе с дивизионом конной артиллерии, погрузившимся в Бродах, мне предстояло присоединиться к штабу бригады под Серадзем.
…К месту назначения доехали благополучно, без особых приключений, но с большим опозданием. Поезд тащился страшно медленно. Узловые станции были перегружены, забиты железнодорожными составами и войсками. Поезда шли один за другим, а поскольку пути кое-где были повреждены, то и дело возникали заторы. Но и в этих условиях наши железнодорожники — надо отдать им должное — работали удивительно четко и прилагали все усилия к тому, чтобы как можно быстрее пропускать эшелоны.
Дольше всего нам пришлось стоять в Люблине, Варшаве и Лодзи. В район сосредоточения прибыли 3 сентября, но не утром, как планировалось, а лишь около шести часов вечера.
…Я выгрузил свой мотоцикл и доехал наконец до городка Шадек, где в здании начальной школы расположился штаб бригады. Настроение у всех было подавленное, граничившее чуть ли не с паникой. Генерала Пшевлоцкого я не застал — его в первый же день войны отозвали для формирования какой-то группы войск, которой, между прочим, он так никогда и не сформировал. Как я узнал позже, мой генерал, имея на руках письменный приказ о формировании группы, 17 сентября — в погоне за этой именно «группой» — перешел румынскую границу, попутно прихватив в Бродах своих детей.
Командир бригады полковник Ханка-Кулеша после двух дней мужественного и преисполненного воинской доблести командования был снят с должности командующим армией «Лодзь» генералом Руммелем (которому бригада подчинялась) за сдачу немцам мостов на Барте под Серадзем.
Я застал его в тот момент, когда он, вконец сломленный непостижимым ходом событий, одиноко сидел в углу комнаты: беспомощный, непохожий на себя, не знающий, что делать и как распорядиться самим собою. Так после трех дней даже не особенно тяжелых боев выглядел человек, который «собственной грудью должен был прикрывать Польшу». Исчезла его обычная спесь и самоуверенность, и сейчас передо мною был ребенок, который сам не знает, чего хочет. Все старые почитатели его бросили, так как он теперь никому уже не был нужен. …А в это время в подразделениях его бригады суетился новый командир — полковник Ежи Гробицкий.
Сдача немцам мостов на Барте под Серадзем произошла потому, что бригада попросту их плохо укрепила и не удержала отведенного ей для обороны участка. Кроме того, я узнал, что мы отступаем по всему фронту. Немцы нас бьют, и бригада откатывается назад.
Трудно было определить, где находились части бригады. Никто не мог сказать этого наверняка. …Где-то на правом фланге оборонялась 10-я пехотная дивизия. Но связь с нею была потеряна, так что вообще было неизвестно, где она в настоящее время находится. Поэтому полковник Гробицкий приказал мне немедленно отправиться в 10-ю пехотную дивизию, отыскать ее командира, доложить о положении бригады, а также сообщить, что наша бригада сосредоточивается в районе Шадека.
…Время от времени навстречу нам попадались какие-то армейские части, которые или стояли на месте, или двигались в обратном нашему направлении. Это были малочисленные подразделения разыскиваемой мною 10-й дивизии. Но где находились штаб и командование дивизии, никто сказать не мог. …И действительно, через несколько минут нас на каком-то перекрестке задержала одна из пехотных рот 10-й дивизии. Командир роты объяснил, что командир дивизии находится в нескольких километрах, в одной из соседних деревень — на фольварке.
…Это была довольно большая усадьба, целиком погруженная в темноту. Никаких караулов, никаких постов. Такое пренебрежение опасностью меня поразило. В сенях горела маленькая лампа, на полу лежало несколько солдат, вероятно, связные, которые на вопрос, здесь ли командование дивизии, ответили утвердительно и указали на закрытую комнату. Я постучал и, не дожидаясь разрешения, отворил дверь. В комнате царил страшный беспорядок. Несколько офицеров спали на полу, другие — на каких-то диванах. Стол освещала такая же, как в сенях, керосиновая лампочка. За столом над оперативными картами склонилось несколько офицеров, среди них один в чине генерала. Это был бригадный генерал Диндорф-Анкович, командир 10-й пехотной дивизии. …Я представился генералу. На какой-то момент он оживился, обрадовался установлению связи с бригадой. Было видно, что это один из тех командиров, которые хотели сражаться и умели командовать, но все несчастье заключалось в том, что командовать было некем. Дивизия, командиром которой был Диндорф-Анкович, в течение трех дней вела беспрерывные бои с численно превосходившим противником, и последние ее резервы иссякли. Оборонялась остатками сил, и никто ее не сменял. …Командир дивизии еще точно не представлял, что будет делать дальше. Он получил от командования армии приказ продолжать оборону, но не имел возможностей для его выполнения. Не был осведомлен о положении собственной дивизии, так как не имел точных данных, где находятся его части и в каком они состоянии. Не был осведомлен о продвижении противника, знал лишь, что силы немцев огромны и они напирают со всех сторон. …Наконец, после долгого размышления, он сказал, что с рассветом начнет отступление по направлению к Шадеку, то есть туда, где находилось командование моей бригады. Просил, чтобы бригада поддерживала с ним связь.
…В восемь часов утра мы прибыли в новую штаб-квартиру, расположенную в небольшом лесочке в какой-то незнакомой местности, и только отсюда начались поиски подразделений бригады, о местонахождении которых до сих пор никто ничего не знал. Единственной частью, с которой поддерживалась связь, был 6-й кавалерийский полк. Да и здесь, впрочем, связь сохранилась не по воле командования бригады, а благодаря усилиям командира полка подполковника Моссора, который сам об этом побеспокоился и прислал в бригаду своего офицера связи.
4 сентября около одиннадцати часов меня направили в Лодзь, в штаб армии генерала Руммеля за инструкциями, ибо связь с армией отсутствовала. Уже в течение нескольких дней мы не получали никаких приказов и не знали, что делать дальше.
…В этих условиях полное молчание вышестоящего начальства приводило в состояние не только недоумения, но прямо-таки негодования. За четыре дня ни одного приказа от верховного командования и ни одного приказа от командующего армией!
Дорога, ведущая в Лодзь, была забита всеми видами шоссейного транспорта, военного и гражданского, машинами и повозками, переполненными домашним скарбом. …Кроме того, на шоссе было полно солдат-одиночек и небольших групп людей непонятной принадлежности — не то военных, не то гражданских, еще не мобилизованных, но приписанных, которые спешили догнать свои части. Эти последние были, как и солдаты, вооружены винтовками. Все они, собственно говоря, блуждали. Отстали от своих подразделений и теперь не знали, куда идти и что делать. Не было никого, кто бы мог дать им какое-то указание. Они чувствовали, что являются лишь обузой для этого странного командования, которое не нуждалось в солдате, рвущемся в бой.
…В штабе очень трудно было сориентироваться, узнать, где что помещается и как кого найти. Можно было сколько угодно ходить по лабиринту залов, не рискуя быть кем-либо задержанным. Поэтому я довольно долго блуждал в поисках оперативного отдела. …На стенах — множество карт с прикрепленными флажками, которые должны были отмечать движение и концентрацию войск, как своих, так и неприятельских. На столе лежали кальки, красиво раскрашенные в голубой и красный цвета, со стройно расставленными черточками, кружками и другими знаками. Это создавало видимость образцового порядка.
…Обмен мнениями о положении на фронте был прерван воздушной тревогой. Страх, охвативший майора, был так велик, что поистине поверг меня в недоумение.
Я вышел из комнаты. Ни одной живой души. Все куда-то исчезли, оставив на столах приказы, донесения, инструкции и шифры. Оставили все то, что должно было, как материал совершенно секретный, находиться под замком. Через разбитые окна врывался ветер и спокойно гулял по помещению, разбрасывая бумаги по углам.
…Когда налет закончился, я снова пошел искать начальство. Блуждая по коридорам, наткнулся на полковника Прагловского, начальника штаба армии «Лодзь». Он спокойно выслушал меня, а затем предложил вернуться в бригаду, заверив, что необходимые приказы и распоряжения будут высланы, как только армия получит инструкции от главного командования.
Возвращаясь, я не мог не заметить, что обстановка на дорогах стала еще хуже, чем утром. …Штаб бригады, куда мне удалось вернуться до наступления сумерек, я застал уже на новом месте. Бригада продолжала отступать. На этот раз уже без всякого соприкосновения с противником, а лишь в результате сложившейся общей обстановки, в частности, отхода 10-й дивизии. Наконец-то отыскались все полки бригады. Они получили приказ отойти на новые рубежи — в район, находившийся в тридцати километрах дальше на восток, где должны были ждать новых распоряжений.
К сожалению, приказы из армии так и не поступили. Собственно, и фронта уже не было. Все откатывалось назад. Отступали и мы. Никто не мог дать себе отчета в том, что, собственно говоря, происходит. Никакие известия до нас не доходили. Связь с армией по-прежнему отсутствовала.
6 сентября вблизи Бжезин под Лодзью вдруг пронесся слух, будто немцы окружают нас и их передовые части уже совсем близко. Сразу же началась паника и, как следствие, разнобой в отдаче приказов. Полковник Гробицкий вызвал к себе подполковника Моссора, который со своим полком всегда находился у него под рукой, и отдал ему следующий приказ:
— Господин подполковник, бригада будет продвигаться в направлении Варшавы (карт не было). Вам же надлежит остаться со своим полком у этого пересечения дорог с целью задержать наступающего противника. Вы должны продержаться здесь до вечера (было 10 часов утра), даже если бы вам самим вместе со всем полком придется погибнуть, иначе бригаду не спасти.
Подполковник Моссор в ответ лишь одобрительно кивал головой, как бы говоря: «Ну что ж, тяжело, но приказ есть приказ». Он действительно остановился со своим полком, и с тех пор об этом полку мы ничего не знали до конца войны. Ходил слух, что отважный командир довел свой полк до Варшавы и даже принимал участие в обороне столицы.
…Бригада начала отходить, ускоренным маршем двигаясь к Варшаве. Приказы свыше до нас так и не доходили. А ждали их с нетерпением как в армии, так и в бригаде, ждали, не проявляя при этом никакой собственной инициативы, никакой предприимчивости, ни малейшего действия, продиктованного требованием обстановки. Царила полная апатия.
Между тем возможностей драться и уничтожать врага было немало. Хорошо помню, как мы проходили через Кампиноскую пущу. Буквально тысячи хорошо вооруженных солдат совершенно бесцельно бродили по ее зарослям. …Об этом я говорил командиру 22-го уланского полка подполковнику Плонке, с которым несколько часов мы ехали рядом на лошадях как раз через леса и перелески Кампиноской пущи. Увы, на него мои слова не произвели никакого впечатления. В ответ он лишь твердил: «У нас нет приказа, мы должны спешить в Варшаву, а кроме того, мы не можем допустить, чтобы нас опередили и окружили».
Не дать себя опередить, окружить — это была какая-то мания, какой-то психоз, парализовавший умы и души наших командиров и заслонивший собою все остальное на свете.
Словом, происходило соревнование с немецкими бронетанковыми частями, кто скорее достигнет Варшавы— они или мы. Никто не думал о том, чтобы задержать врага хотя бы на несколько часов, если не на несколько дней или дольше.
В Варшаву, как можно скорее в Варшаву!
8 сентября мы через Модлин прибыли в Отвоцк. Штаб бригады разместился в пансионате посреди замечательного соснового парка. Здесь бригада, наконец, получила долгожданный приказ, в соответствии с которым она придавалась группе генерала Андерса.
А между тем состояние бригады было плачевным. Фактически она перестала существовать и числилась лишь на бумаге да в воспоминаниях. 1 сентября она вступила в бой в составе четырех кавалерийских полков, дивизиона конной артиллерии (четыре батареи), бронетанковой роты, зенитной батареи, разведывательного эскадрона и эскадрона связи. Это была крупная, хорошо вооруженная и оснащенная боевая единица.
Но уже после двух дней не очень тяжелых боев и после нескольких дней марша без сражений и даже без соприкосновения с противником от нашего замечательного боевого соединения в результате неумелых действий его командира почти ничего не осталось. Бригада буквально развалилась и рассыпалась. Я особо подчеркиваю при этом — без каких-либо боев с немцами! Даже самолеты нам не очень-то досаждали. Только один раз — около Скерневиц — мы стали объектом небольшого налета, причем мы не понесли никаких потерь.
В Отвоцке всю бригаду представляли восемь офицеров командования (в том числе командир бригады полковник Гробицкий, поручик Зигмунт Янке, ротмистр Скорупка и я в качестве квартирмейстера), несколько офицеров запаса и небольшое число унтер-офицеров. Из средств передвижения уцелели два легковых автомобиля и несколько десятков лошадей.
От 20-го уланского полка остался только один взвод в составе тридцати конников. Остальные потерялись где-то в пути. 6-го кавалерийского полка вообще не существовало — он остался на месте, получив задачу прикрывать наш отход. Из состава 22-го полка уцелел неполный эскадрон. 1-й кавалерийский полк КОП вообще невозможно было разыскать, от дивизиона конной артиллерии, от бронемашин и зенитной батареи не осталось и следа. То же самое произошло с эскадронами связи и разведывательным, которые пропали неизвестно куда и когда.
…«Оперативная группа» Андерса, перед которой была поставлена задача оборонять Вислу южнее Варшавы, собственно говоря, никогда до конца так и не была сформирована. Группа фактически состояла из Барановической кавалерийской бригады, командиром которой являлся Андерс, Волынской кавалерийской бригады (командир — полковник Филипович), а также несуществующей Кресовой бригады полковника Гробицкого. Штаб оперативной группы во главе с Андерсом находился под Вянзовной.
12-го утром наша бригада получила приказ прикрывать тыл группы Андерса, которая должна была нанести удар по Минську-Мазовецки и одновременно оборонять Вислу под Отвоцком. Но те, кто отдавал приказ, упустили из виду одну деталь, — забыли, что бригады практически не существует.
Выполнение приказа выглядело так: все, что было способно двигаться, было сведено в походную колонну, которой с небольшим интервалом надлежало следовать по шоссе за частями, имевшими задачу осуществить удар по Минську-Мазовецки. Около 22 часов того же дня мы тронулись все вместе, единой и единственной колонной в составе двух легковых автомобилей, одного военного вездехода, одной грузовой автомашины и около ста всадников. Чуть поодаль за нами следовали тридцать конных повозок бригады. Общее направление движения — за группой генерала Андерса.
Вылазка в направлении Минська-Мазовецки полностью провалилась.
Мы вынуждены были отступать на Люблин. Хаос на дорогах царил невероятный. Наступившая ночь еще больше затрудняла какое бы то ни было передвижение. Колонны походили на сплетенные тела огромных ужей, конвульсивно вздрагивающих в безуспешных попытках сдвинуться в какую-либо сторону. Транспортные средства забили не только шоссе, но и обочины. Путь отступления был отмечен опрокинутыми машинами, перевернутыми телегами, изломанными колесами. Колонны шли в разных направлениях, и никто не знал, куда и зачем. Часто было неизвестно, где конец одной, а где начало другой. Командиров нигде не было видно, компактных войсковых частей — тоже. Только обозы и обозы, машины и повозки всевозможных видов и назначения. Бесконечный поток, которому, казалось, нет конца. О какой-либо организованности движения не могло быть и речи. Приказы по-прежнему не приходили.
В такой обстановке я потерял остатки группы и с трудом, часто сворачивая в поле, добрался наконец до Гарволина, который превратился в сплошное море огня. …Проехал в казармы за городом. Застал там нескольких офицеров и два-три десятка солдат. От них узнал, что всем надлежит следовать на Люблин, так как там должна быть сформирована новая ударная армия генерала Домб-Бернацкого.
О Группе генерала Андерса никто ничего не слышал. Кое-кто утверждал, что кавалерия получила приказ отступать на Парчев.
…Утром в казармах от каких-то офицеров узнал, что Люблин должен быть эвакуирован и все войска покинут город, а гражданские и военные власти это уже сделали.
Было 14 сентября 1939 года.
Об ударной группе Домб-Бернацкого, которая должна была формироваться в Люблине, никто ничего не знал, а самого генерала в Люблине не было.
Массы солдат блуждали без командиров, не зная, что делать. В качестве ближайшего ориентировочного направления почти все, с кем мне приходилось разговаривать, называли Хелм-Влодаву. И сколько я ни спрашивал о кавалерии и о группе Андерса, слышал один и тот же ответ: «Держи курс на Влодаву». Мне не оставалось ничего иного, как направиться в эту самую Влодаву, новую Мекку, куда сейчас устремлялось все и вся.
Положение на дорогах было такое же, как под Лодзью, Варшавой или Люблином. Толпы беженцев, массы беспорядочно бредущих солдат — отличнейшая цель для «дорнье» и «мессершмиттов», которые безнаказанно сеяли вокруг смерть и опустошение, а прежде всего панику и неразбериху.
До Влодавы добрался к четырем часам дня 15 сентября.
Военных здесь было как муравьев, а хаос и беспорядок царили еще больше, чем в каком-либо другом месте. Никто не командовал, не отдавал приказов, не знал обстановки. Никто не имел никакого представления о том, что делать дальше, а главное — и это было самым тяжким — никто не старался овладеть положением на месте. Единственное, что мне удалось узнать: группа генерала Андерса находится в ближайших лесах, а Восточная бригада, которой командовал полковник Гробицкий, совсем рядом, в какой-то деревне. Мне даже сообщили предполагаемое название местности.
Такие сведения удавалось получать от знакомых и случайно встречавшихся офицеров, которые, разыскивая свои части, попутно узнавали о других и таким образом приблизительно ориентировались, кто где находится.
Осмотревшись в городе, я решил, чтобы не возвращаться в бригаду с пустыми руками, собрать какое-то количество солдат. Мне ведь было известно, что бригада фактически рассыпалась, а тут солдат всюду полно. С этой целью я вернулся в район Хелма и у люблинского шоссе начал задерживать небольшие группки и отдельных уланов, отбившихся от своих подразделений. Через несколько часов набрал уже около сотни человек. Разделил их на взводы, приказал приготовить обед в случайно приобретенной полевой кухне, расседлать и покормить лошадей. Видя организованную часть, к нам все больше стало приставать солдат. Стоило предложить какому-нибудь «бродяге» присоединиться к нам, и он с радостью соглашался.
Так я обзавелся двумя небольшими противотанковыми орудиями, двумя крупнокалиберными пулеметами и походной кухней.
Совсем немного времени понадобилось мне, чтобы сколотить подразделение, состоявшее из ста двадцати конных уланов, восьмидесяти самокатчиков и нескольких пулеметных и артиллерийских расчетов.
На рассвете следующего дня я во главе своего нового подразделения отправился в путь с твердым намерением разыскать группу Андерса и бригаду. В одной из деревень, через которую мы проезжали, я наткнулся на Гробицкого.
Полковник вместе с поручиком Янке сидел в саду у одного из домишек. Увидев меня, он очень обрадовался, выбежал на дорогу, приветствуя издалека и крича; он думал, что немцы взяли меня под Гарволином в плен. …Как оказалось, бригада в тот момент состояла из трех офицеров: полковника Гробицкого, ротмистра Скорупки и поручика Янке, нескольких уланов, одной автомашины и пяти повозок. Следовательно, приведенный мною отряд являл собою в тех условиях небывалую силу, поистине недостижимую мечту командира бригады.
В тот же день я представлялся в штабе генерала Андерса, где от моих добрых друзей ротмистра Кучинского и поручика Кедача узнал много неприятных вещей. Они сообщили мне, что как будто есть приказ о движении к румынской или к венгерской границе и даже о переходе через нее, что правительство и Верховный Главнокомандующий покинули Варшаву, и никто не владеет обстановкой. Говорили, что Андерс совершенно потерял голову, не хочет сражаться, а старается сторонкой, избегая всякой возможности встречи с противником, как можно быстрее пробраться в Венгрию. Говорили о том, что единственным человеком, который думает и работает за всех, является майор Адам Солтан, начальник штаба Андерса, и что если бы не он, то от всей группы и следа не осталось бы.
Проходили дни. Наша группировка продвигалась к югу. Примерно 21 сентября мы оказались в Грабовских лесах около Замосцья. Шли проселочными, глухими дорогами. Никто на нас не нападал. Противника не было видно, даже немецкие летчики оставили нас в покое.
Андерс приказал бросить весь обоз, все, что могло затруднить движение наших частей, даже походные кухни и повозки с боеприпасами. Солдат должен был взять с собой только то, что может унести на себе или увезти на своей лошади. Таким способом предполагалось укоротить отступающие колонны и облегчить переход через границу.
…Таково было состояние нашего духа и нашей организации, когда 22 или 23 сентября под Замосцьем нам преградили дорогу немцы. Части Андерса вынуждены были с боем пробиваться на Красныбруд.
Генерал вызвал меня и приказал продвигаться в нескольких километрах за ним, прикрывая его главные силы с тыла. Задача неясная, карт нет, и никаких больше уточнений к приказу.
…Я собрал солдат, разделил их на отделения и стал ждать, пока двинутся главные силы. Мы находились в лесу, который обстреливала немецкая артиллерия. Снаряды с глухим шумом падали в густые заросли, внося замешательство. Разрывались, ударяясь о деревья, но нам особого вреда не причиняли.
…Под вечер стрельба утихла, а ночью установилась полная тишина. Догнать своих я не мог. Всякая связь с ними прекратилась. Стало попадаться много всадников, едущих нам навстречу. От них я узнал, что группа перестала существовать, рассеявшись под Красныбрудом. Андерс хотел издать приказ о том, чтобы каждый солдат по своему усмотрению пробирался в Венгрию или Румынию, куда и он сам направлялся. Однако большинство людей в его частях предпочитали остаться в Польше. …Мы были измучены и голодны. 29-го вечером уничтожили все свои орудия и пулеметы. Я разбил солдат на мелкие группки, чтобы они без потерь смогли вернуться к себе домой».
Здесь я прерву Климковского, чтобы дополнить его рассказ, рассказом на ту же тему сержанта Вацлава Пыха.
«В 1939 г. после нападения гитлеровской Германии на Польшу, я находился в авиационной части, направлявшейся к границам Румынии. Под Замостьем я отделился от части и, собрав около 50 человек, направился в Грубешов в направлении СССР.
В начале нашего пути мы встретили нашего командира
майора Тарновского, который на вопрос, что нам делать и куда идти, ответил: «поцелуйте меня в ж... и проваливайте своей дорогой». После этого он также направился в сторону Румынии, оставив нас одних.
майора Тарновского, который на вопрос, что нам делать и куда идти, ответил: «поцелуйте меня в ж... и проваливайте своей дорогой». После этого он также направился в сторону Румынии, оставив нас одних.
Мы перешли Буг при таком положении вещей: продовольствия не было, все офицеры убежали в направлении Залещик и было необходимо следить за людьми, чтобы они не грабили гражданское население. Взяв на себя эту трудную задачу, я по дороге заходил в имения и там доставал продовольствие.
По дороге мы видели большие группы солдат без командиров, которые будучи голодными грабили местных жителей; проходили мимо усмиренных украинских поселений, и часто попадавшихся пустых домов, из которых жители, опасаясь бродячих солдатских банд, бежали. Я слышал о нападениях украинцев на польских солдат, однако должен подчеркнуть, что на меня и мою группу не было нападений, благодаря, как предполагаю, дружественному отношению нашей группы к населению, которое мы встречали на своем пути.
Примерно 16.IХ.1939 г. мы добрались до Ковеля; там я увидел, что воинские части распущены, оружие роздано гражданскому населению, а солдаты освобождены от присяги командиром местного гарнизона.
18.IX.1939 г., если я не ошибаюсь, ночью в 01.00 советские войска вступили на станцию Ковель. По соглашению, те кто хотел - отошли за Буг, а те, кто хотел, остаться в СССР, были направлены несколькими колоннами на восток. Я со своей группой был направлен во Владимир, где мы, сдав оружие, были посажены в вагоны и отправлены на сборный пункт в Шепетовке».
А теперь Климковский закончит свой рассказ о виденных им событиях Германо-польской войны.
«Мы уже знали, что Красная Армия вступила на территорию Польши. До нас доходили слухи, что наши части ею разоружаются и распускаются по домам.
В ночь с 29 на 30 сентября, помолившись и еще раз прочитав текст присяги, мы сердечно распрощались. Момент был торжественный, но печальный и мучительный.
…После нескольких дней странствий, не раз подсаживаясь на крестьянскую телегу, а иногда на советскую грузовую автомашину, 4 октября я добрался до Львова.
…Здесь же я узнал, что наш президент, Игнаци Мосьцицкий, Верховный Главнокомандующий маршал Рыдз-Смиглы и все правительство вместе с генералитетом оставили страну на произвол судьбы, спасая свои драгоценные особы…
…Во Львове тогда находилось больше шести тыс. офицеров. Часть из них должна была перейти границу и влиться в Польскую армию во Франции, часть намеревалась остаться в Польше. Поэтому необходимо было установить постоянную и надежную связь с Парижем и получить деньги на проведение акций в Польше.
…Неоднократно навещая Андерса в одном из львовских госпиталей, я узнал, что он, пробираясь с несколькими офицерами к венгерской границе в последние дни сентября, во время ночной перестрелки был дважды ранен. Сообщил об этом факте советским властям, попросив оказать помощь, и в результате оказался в госпитале во Львове. Он сам утверждал, что ему в госпитале хорошо, а представители советских властей относятся к нему доброжелательно и даже предлагали вступить в Красную Армию».
А. Дюков добавляет к этому рассказу то, что Климковскому, вероятно, не очень хотелось уточнять: согласно показаниям Андерса на допросах в НКВД, Андерс, бросив вверенные ему войска и пытаясь удрать в Венгрию с несколькими офицерами, был ранен во время стычки с милицией из украинского населения развалившейся Польши, - той милиции, о которой упоминает Пых. Наверное и поэтому, формируя в 1941-1942 годах в СССР польскую армию, Андерс приказал не принимать в нее евреев, украинцев и белорусов – бывших граждан Польши.
Вот так выглядела эта война глазами участника, повторю: «Бригада буквально развалилась и рассыпалась …без каких-либо боев с немцами!». Первый же удар немцев на границе, привел к тому, что поляки побежали, не заботясь даже о том, чтобы сжечь за собою мосты.
(окончание следует)
Ю.И. МУХИН
Может не в тему? Но меня
Может не в тему?
Но меня интересует вопрос: Как случилось, что все пособники гитлера, его союзники и подельники /венгрия, польша, румыния, франция, ....и прочая, и прочая еврёпа. Разом очистилась от всех грехов и стала основой гуманности и демократии?
Был лохохост, небыло лохохоста, но евреев то громили /там где громили/ местные еврейпейцы, нонешние демократы и гуманисты.
А германская армия более чем на треть из евреев состояла /см Кардель Гитлер - основатель израиля//
Наверное, это широта русской
Наверное, это широта русской души, отсутствие мстительности, плюс наложившиеся на это практичность Советской власти, хотевшей сделать Восточную Европу союзником, и с этой целью не раздувавшей старые обиды. Особо замаранных сотрудничеством с немцами конечно наказывали, но в целом отношение было: "освобождаем народы от плохих правителей". Отсюда и не было пропаганды тотального покаяния, как в ФРГ. Соответсвенно, уже следующее поколение венгров/румын/финов/поляков и т.д. выросло с мыслью "а мы тут не причем, и чего вообще русским от нас надо?"
Владу 45
//Наверное, это широта русской души, отсутствие мстительности,...//
Ага! привыкли всё на русскую душу списывать.....
А теперь в Крыму татары запрещают Книгу Памяти, а в горах судят московских профессоров историков...
И тоже русская душа виновата?
Вопрос не в тему Мухину.
Юрий Игнатьевич, а что у вас сейчас с теорией власти и управления людьми? Вы забросили эту тему или нет? Книгу в ближайшем будущем переиздавать не собираетесь? Хотел одному человеку предложить эту книжку почитать - так предыдущий тираж разошёлся год назад, книгу нигде не достать.
Formamid
Так отож!
Не я переиздаю. Меня переиздают. Или не переиздают.
Дык!
Формамид, в чём проблема? Распечатайте и дайте почитать. Невелика работа , я так делал.
2 Andante
Проблема в том, что нет нормальной электронной книги (по крайней мере у меня). Есть плохо оцифрованная старая "наука управлять людьми".
Не в тему.
Юрий Игнатьевич, очень признателен Вам за ваш труд. Постоянно вас читаю, вот уже наверно 6 лет.
Признаюсь, что увлекаюсь историей. В последнее время читая ваши статьи, а также труды т. Мартиросяна и т. Мещерякова, по теме - Великая Отечественная Война, очень сильно заинтересовался таким государственным деятелем, как Мехлис Лев Захарович, ничего внятного в интернете я про него не нашёл. Особенно интересуют обстоятельства его смерти, так подозрительно совпавшей со смертью Сталина И. В.
Был бы вам очень благодарен, если бы вы подробно осветили фигуру Льва Захаровича Мехлиса.
Да уж... Генерал Павлов на
Да уж... Генерал Павлов на таком фоне выглядит героем...
Интересно что всё воспринимается участниками как само собой разумеющееся. Приказов на отступление нет, а никто бой дать и не пытается. Отступают руководствуясь слухами. Это не армия а непонятно что.
Что сказать... Памятник
Что сказать... Памятник советскому солдату-насильнику поставить для них более смело, чем признать, что свободу им дал СССР
Памятник по собственной инициативе,
поставил один недоучившийся студент художественной школы (скульптор). И его убрали буквально на следующий день.
http://www.liveinternet.ru/community/moja_polska/post295350622/
Кстати по мнению А.Исаева эта скульптура весьма примерно изображает американского солдата, в американской форме, американской каске и с пистолетом Кольт.
ДЕЛО СТАЛИНА - МУХИНА
Nimrod
"Кстати по мнению А.Исаева эта скульптура весьма примерно изображает американского солдата, в американской форме, американской каске и с пистолетом Кольт."
Студент этого не хотел, это он нечаянно.
Думаю, что этот шум устроен, чтобы отвлечь внимание от публикации решения Страсбургского суда в понедельник.
Мухину Ю.И.
"Студент этого не хотел, это он нечаянно."
У студента просто европейское уже образование. Не только понятия не имеет, как выглядел советский солдат, но и желания искать это в сети.
Дело не в желании студента.
Дело не в желании студента. Просто в настоящее время у западного обывателя мировосприятие на уровне сигнал ной системы: желтые цвет - 2 раза ку. Если одеть солдата как-то иначе, нежели по американскому стандарту, он просто ничего не поймет. Подумает, какой-то самец в железной шапке имеет секс с пузатой самкой. Наверное, что-то антигейское. А антигейское нынче в Европе не продашь.
Вполне вероятно)
Какие-то еврики надавали студенту евриков)))
ДЕЛО СТАЛИНА - МУХИНА
Юрий Игнатьевич! Мысль статьи
Кучме
А кто штурмовал Варшаву и Хель? Какие сухопутные соединения или части? Кому нужно было штурмовать эти объекты? Немцы подождали, пока гордые поляки сдадутся. Варшава сдалась после ее бомбардировки 25 сентября. Вообще, немцы города не штурмовали принципиально - велики потери. Единственный город, который они пытались явно взять штурмомом сухопутных силами, - Сталинград. Остальные города сдавались им практически без штурма и уличных боев. Даже Севастополь.
Мухину Ю.И.
=
Кому нужно было штурмовать эти объекты? Немцы подождали, пока гордые поляки сдадутся. Варшава сдалась после ее бомбардировки 25 сентября. Вообще, немцы города не штурмовали принципиально - велики потери.
=
Вопрос о необходимости штурма интересный в принципе. Действительно, имеются 2 воюющие стороны. 1-я осадила группировку 2-й в городе. У 1-й подавляющее преимущество в артиллерии и авиации, временем и боеприпасами располагает, через агентуру знает, что у осаждённых не густо с боеприпасами и продовольствием. Вопрос: нужно ли 1-й стороне гробить своих солдат в атаках на позиции 2-й стороны? Не лучше ли бомбардировками вынудить 2-ю сторону к капитуляции? Лично я именно за такое решение при таких исходных условиях.
Другое дело, что длительное сопротивление и длительное невзятие города могут иметь отрицательный пропагандистский эффект для осаждающих. Это может подвигнуть группы населения, неуничтоженные группы военнослужащих в других местах страны начать сопротивление и партизанскую войну. Это может плохо отразиться на восприятии противников 1-й стороны - они могут на примере стойкого сопротивления увидеть, что эта 1-я сторона не является безусловно непобедимой, что с ней можно драться и её можно побеждать. А гитлеровцы очень внимательно относились к психолого-пропагандистскому фактору. И это должно было в принципе "подстёгивать" их к более быстрому завершению таких боёв.
=
А кто штурмовал Варшаву и Хель? Какие сухопутные соединения или части?
=
Бои за Варшаву начались 8 сентября. В этот день войска 4-й танковой дивизии 10-й армии немцев около 17 часов ворвались в южную часть города. Однако силами польских отрядов их атаки были отражены. Попытки штурма были повторены 9 и 10 сентября. Оценив силу обороны города, немецкое командование 12 сентября отказалось брать Варшаву с ходу и с целью её осады заменило 4-ю танковую дивизию 31-й пехотной дивизией. 14 сентября в результате продвижения 3-й армии немцев кольцо окружения вокруг защитников Варшавы замкнулось.
15 сентября немцы предложили полякам в 12-часовой срок сдать город. 16 сентября был послан немецкий парламентёр, но он не был принят, что означало отказ от сдачи города.
19 сентября командующий 8-й немецкой армии отдал приказ о генеральном штурме. 22 сентября начался штурм при поддержке с воздуха. 25 сентября в налёте участвовало 1150 самолётов люфтваффе.
28 сентября, исчерпав все силы для обороны города, польское командование было вынуждено подписать акт о капитуляции.
Какие конкретно части немцев осаждали Хель я не нашёл. Это имеет значение?
=
Единственный город, который они пытались явно взять штурмомом сухопутных силами, - Сталинград. Остальные города сдавались им практически без штурма и уличных боев. Даже Севастополь.
=
Вот про Севастополь не понял. Было несколько штурмов города, и при этом после бомбёжек и артобстрелов гитлеровская и румынская пехота и танки атаковали позиции защитников. Что Вы имели в виду, я не понял?
Удалено - атака вируса.
Удалено - атака вируса.
Бои за Варшаву начались 8
Бои за Варшаву начались 8 сентября. В этот день войска 4-й танковой дивизии 10-й армии немцев около 17 часов ворвались в южную часть города. Однако силами польских отрядов их атаки были отражены. Попытки штурма были повторены 9 и 10 сентября. Оценив силу обороны города, немецкое командование 12 сентября отказалось брать Варшаву с ходу и с целью её осады заменило 4-ю танковую дивизию 31-й пехотной дивизией.
Одна дивизия - маловато для более чем миллионного города.
15 сентября немцы предложили полякам в 12-часовой срок сдать город. 16 сентября был послан немецкий парламентёр, но он не был принят, что означало отказ от сдачи города... 19 сентября командующий 8-й немецкой армии отдал приказ о генеральном штурме. 22 сентября начался штурм при поддержке с воздуха. 25 сентября в налёте участвовало 1150 самолётов люфтваффе.
Да, не шибко немцы торопились. 15 сентября предъвили ультиматум, штурм начался только 22-го. Да и похоже "штурм" был скорее зачисткой после обработки города авиацией и артиллерией.
А гитлеровцы очень внимательно относились к психолого-пропагандистскому фактору. И это должно было в принципе "подстёгивать" их к более быстрому завершению таких боёв.
Как вы сам видите - что-то не шибко немцы подстегивались названными вами факторами. Чего-то тянули... Может, рассчитывали, что трусливое польское правительство одумается и вернется в Варшаву, чтобы не бросать Польшу на произвол судьбы?
Геннадию
"Может, рассчитывали, что трусливое польское правительство одумается и вернется в Варшаву, чтобы не бросать Польшу на произвол судьбы?"
А ведь это, Гена, версия.
Мухину
"Никто не командовал, не отдавал приказов, не знал обстановки. Никто не имел никакого представления о том, что делать дальше, а главное — и это было самым тяжким — никто не старался овладеть положением на месте."
- Очень похоже на обстановку 2-6.10.1993 - перед, во время и сразу после расстрела ВС.
А ведь это, Гена, версия. А
А ведь это, Гена, версия.
А польские руководители забоялись вертаться, опасаясь расправы за геноцид немецкого населения? Ведь пообещал же фюрер за каждого убитого немца уничтожить 100 поляков.
Впрочем, здесь более интересны мотивы Гитлера, чем поляков. Возможно, Гитлер честно выполнял взятые перед Сталиным обязательство сохранить польское государство (вопреки фальшивым "секретным дополнительным протоколам").
Геннадию
=
Да и похоже "штурм" был скорее зачисткой после обработки города авиацией и артиллерией.
=
Так всё-таки в принципе чем плох такой штурм?
Заглянул в "Военный дневник" Гальдера и нашёл там подтверждения своим рассуждениям выше: оказывается в германском руководстве боролись две точки зрения на штурм Варшавы:
«После первого успеха в боевых действиях требовалось принять стратегическое решение относительно Варшавы. Следовало ли принудить окруженный город к сдаче измором или овладеть им в результате штурма со всеми его разрушительными последствиями? Ответственный за ведение операций главнокомандующий сухопутными войсками требовал первого решения, обосновывая это необходимостью избежать ненужных жертв и перебросить основные силы тяжелой артиллерии на усиление обороны угрожаемых участков на Западе. Гитлер решил подавить сопротивление силой. Как потом выяснилось, он руководствовался политическими соображениями» (Halder, F. Hitler als Feldherr. München, 1949, S. 27)
Интересные также штрихи в записях: 18 сентября:
«Делегация» из Варшавы состоит из представителей совершенно различных партий. Основная причина — коммунистическое руководство в Варшаве. Это уже нашло свое отражение в польских радиопередачах. Фюрер не хотел бы вести с Россией переговоры относительно Варшавы. Не проливать больше крови, чем это необходимо. Над Варшавой разбросать листовки и вести передачи по радио.
24 сентября:
Манштейн докладывает: Большой поток беженцев из Варшавы движется на Запад к нашим позициям. Отдан приказ — ночью стрелять. Если выпустить беженцев, это помешает голодной блокаде. Кроме того, в этом случае мы дадим польскому гарнизону возможность вести бои в самом городе, используя все средства. Перспективы такой борьбы трудно предвидеть.
Похоже, фашисты всерьёз опасались прихода к власти в Польше коммунистов.
Так всё-таки в принципе чем
Так всё-таки в принципе чем плох такой штурм?
Да не плох, но что-то очень затянули с ним немцы. Что подтверждает вывод Мухина.
Основная причина — коммунистическое руководство в Варшаве. Это уже нашло свое отражение в польских радиопередачах.
Похоже, фашисты всерьёз опасались прихода к власти в Польше коммунистов.
А откуда в Варшаве коммунисты? Они же были под запретом.
Так что если были по запретом они самоубились что ли.
Среди прочего из тюрем выпустили заключенных.
ДЕЛО СТАЛИНА - МУХИНА
Среди прочего из тюрем
Среди прочего из тюрем выпустили заключенных.
А с чего их выпустили-то? А если выпустили - то как они попали в руководство Варшавы и на радио?
Да что тут необычного -то.
Выпустили ввиду чрезвычайных обстоятельств.
Как поляков, способных держать оружие.
И к тому же очевидных антифашистов.
В руководство попали в порядке самоорганизации осажденной Варшавы.
ДЕЛО СТАЛИНА - МУХИНА
Всё верно. В 1-м своём посте
Всё верно. В 1-м своём посте я уже писал в качестве примера про коммуниста Мариана Бучека, геройски павшего при обороне Варшавы и просидевшего до этого 16 лет в тюрьме.
Геннадию
=
Так всё-таки в принципе чем плох такой штурм?
Да не плох, но что-то очень затянули с ним немцы. Что подтверждает вывод Мухина.
=
Я ж Гальдера слова привёл: сомневались фрицы - было 2 точки зрения: брать на измор или штурмовать. В конце концов, Гитлер решил: штурмовать.
В качестве варианта причины оттяжки, а затем всё-таки штурма я предложил версию возможности прихода к власти коммунистов. А почему бы и нет? С политической точки зрения очень благоприятная ситуация: старая власть "обделалась" по полной, сбежала и тем самым чётко просигнализировала всем гражданам, что ни за что отвечать не хочет и не собирается.
Отправить комментарий