ДВА ГРАДОНАЧАЛЬНИКА МОСКВЫ

Градоначальник Москвы засосал второй стакан «Посольской», крякнул, не закусывая, и тоскливо ссутулился – карьера его, так успешно развивавшаяся, заканчивалась крахом – он это понимал. С детства он, ленивый двоечник, не любил ни читать, ни писать, но деваться было некуда – надо, Боря, надо! И он начал:

«Уважаемый Михаил Сергеевич!
Долго и непросто приходило решение написать это письмо. Прошел год и 9 месяцев после того, как Вы и Политбюро предложили, а я согласился возглавить московскую партийную организацию. Мотивы согласия или отказа не имели, конечно, значения. Понимал, что будет невероятно трудно, что к имеющемуся опыту надо добавить многое, в том числе время в работе.

Все это меня не смущало. Я чувствовал Вашу поддержку, как-то для себя даже неожиданно уверенно вошел в работу. Самоотверженно, принципиально, коллегиально и по-товарищески стал работать с новым составом бюро.

Появились первые вехи. Сделано, конечно, очень мало. Но, думаю, главное (не перечисляя другое) - изменился дух, настроение большинства москвичей. Конечно, это влияние и в целом обстановки в стране. Но, как ни странно, неудовлетворенности у меня лично все больше и больше.

Стал замечать в действиях, словах некоторых руководителей высокого уровня то, чего не замечал раньше. От человеческого отношения, поддержки, особенно от некоторых из числа состава Политбюро и секретарей ЦК, наметился переход к равнодушию к московским делам и холодному ко мне.

В общем, я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее - я оказался неподготовленным со всем своим стилем, прямотой, своей биографией работать в составе Политбюро.

Не могу не сказать и о некоторых достаточно принципиальных вопросах.
О части из них, в том числе о кадрах, я говорил или писал Вам. В дополнение.

О стиле работы т. Лигачева Е.К. Мое мнение (да и других) - он (стиль), особенно сейчас, негоден (не хочу умалить его положительные качества). А стиль его работы переходит на стиль работы Секретариата ЦК. Не разобравшись, копируют его и некоторые секретари «периферийных» комитетов. Но главное - проигрывает партия в целом. «Расшифровать» все это - для партии будет нанесен вред (если высказать публично). Изменить что-то можете только Вы лично для интересов партии.

Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат - удивляемся, почему застревает она в первичных организациях.

Задумано и сформулировано по-революционному. А революция, именно в партии - тот же прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным и делом в партии, далеким от политического подхода.

Обилие бумаг (считай каждый день помидоры, чай, вагоны..., а сдвига существенного не будет), совещаний по мелким вопросам, придирок, выискивание материала для негатива. Вопросы для своего «авторитета».

Я уже не говорю о каких-либо попытках критики снизу. Очень беспокоит, что так думают, но боятся сказать. Для партии, мне кажется, это самое опасное. В целом у Егора Кузьмича, по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на «томский опыт» уже неудобно слушать.

В отношении меня, после июньского Пленума ЦК и с учетом Политбюро 10/IX, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям - это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии, и прошу Вас поправить создавшуюся ситуацию. Получается, что он в партии не настраивает, а расстраивает партийный механизм. Мне не хочется говорить о его отношении к московским делам. Поражает - как можно за два года просто хоть раз не поинтересоваться, как идут дела у 1150 тыс. парторганизаций. Партийные комитеты теряют самостоятельность (а уже дали ее колхозам и предприятиям).

Я всегда был за требовательность, строгий спрос, но не за страх, с которым работают сейчас многие партийные комитеты и их первые секретари. Между аппаратом ЦК и партийными комитетами (считаю, по вине т. Лигачева Е.К.) нет одновременно принципиальности и по-партийному товарищеской обстановки, в которой рождается творчество и уверенность, да и самоотверженность в работе. Вот где, по-моему, проявляется партийный «механизм торможения». Надо значительно сокращать аппарат (тоже до 50 процентов) и решительно менять структуру аппарата. Небольшой пусть опыт, но доказывает это в московских райкомах.

Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и «перестроились». Но неужели им можно до конца верить? Они удобны, и, прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобны и Вам. Чувствую, что нередко появляется желание отмолчаться тогда, когда с чем-то не согласен, так как некоторые начинают «играть» в согласие.

Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос. Но лучше сейчас признаться в ошибке. Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам и работе. Этого я от души не хотел бы.

Не хотел бы и потому что, несмотря на Ваши невероятные усилия, борьба за стабильность приведет к застою, к той обстановке (скорее - подобной), которая уже была. А это недопустимо. Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.

Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением.

Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС.
С уважением Б. Ельцин. 12 сентября 1987 г.».

Прошло практически ровно 23 года и другой градоначальник Москвы, в австрийском поместье своей жены двумя пальцами выстукивал в ноутбуке:

«Господин Президент! 17 сентября 2010 года руководитель Вашей администрации, г-н Нарышкин С.К. пригласил меня в Кремль и сообщил, что имеет от Вас поручение поставить передо мной вопрос о моем увольнении с должности мэра г. Москвы

Я, естественно, задал вопрос о том, какие основания есть для досрочного прекращения полномочий. В ответ услышал: «по недоверию». На вопрос: на чем основано недоверие, четкого ответа не получил. После короткого, но бессодержательного обсуждения, мне было предложено подать заявление «по собственному желанию», и тогда, «уйду спокойно». Но если этого не будет, то буду освобожден Указом Президента с вышеприведенным основанием. Мне было дано время подумать «до завтра», а на следующий день, видимо поняв, что согласия с моей стороны не будет, предложено подумать неделю, тем более, что это была запланированная ранее неделя моего отпуска.

Неделя, отведенная мне для анализа, дала возможность сформулировать ряд беспокоящих не только меня вопросов.

Сначала о демократии в стране, о которой Вы так горячо говорили на Ярославском форуме.

Первые проявления демократии, я испытал па себе, когда прозвучал мой искренний ответ г-ну Познеру в его ТВ-передаче, по поводу прямых выборов губернаторов и мэров городов Москвы и Санкт-Петербурга. Этот ответ, считаю, по-прежнему» верным, - свободные выборы необходимо вернуть. Буквально на следующий день, Вы заявили; «кто не согласен - пусть уходит».

Я пришел к Вам с заявлением об отставке, которое Вы не приняли и не прочитали. А ведь там говорилось не только о моей отставке. Может быть, более важным в заявлении было то, что у нас в стране страх высказывать свое мнение существует с 37-го года. И руководство страны такими высказываниями только поддерживает этот страх, если в нашей Государственной Думе говорят, что парламент - не место для дискуссий, то легко перейти к ситуации, когда а стране есть только одни руководитель, слова которого «ложатся в граните» и которому надо следовать во всем и беспрекословно. Как это сопоставить с вашими призывами к «развитию демократии»?

Еще одно заявление, сделанное Вами, в рамках Ярославского форума по демократии: «кто не согласен, может идти в оппозицию». Это напоминает ставшее уже историческим: «кто не с нами - тот против нас». Означает ли это для нас, не согласных с вашим утверждением о том, что пенсионерам нужно продавать хлеб из другой муки, автоматический переход в оппозицию?

Беспокойство вызывает информационный террор в отношении мэра Москвы. Я не говорю здесь: Лужкова. Вам нужен другой мэр Москвы, который был бы «своим». Лужков самостоятелен и неудобен. Нужно заранее готовиться к большим выборам и лучше поставить другого. Это понятно.

Для этого по команде из Кремля развязана беспрецедентная кампания по дискредитации мэра Москвы. Ее размах достиг таких размеров, что великая Галина Вишневская сравнила эту кампанию с той, что велась в советские времена по отношению к Мстиславу Ростроповичу и к ней! Не хочу больше приводить исторических аналогий. Хотя они есть.

Поводом для атаки явились статьи в Московском Комсомольце и Российской газете. Скажу откровенно» приписываемую мне статью в МК писал не я. Но я с ней согласен. Преследовать мэра за согласие со статьей?

Статья в РГ написана мной. Ее история проста: Ваша администрация попросила меня, как хозяйственника, дать оценку конфликта по трассе через Химкинский лес, Я вначале отказывался: не моя тема; трасса в Московской области. Но, уступив настояниям, опубликовал свое мнение как специалиста по градостроительству. Оно вызвало известную реакцию.

Итак, эти две статьи стали причиной беспрецедентной атаки на мэра. Но за мнение нельзя отправлять в отставку. Это значит, что статьи были не причиной, а поводом, который обязательно нашли бы в Вашей администрации для снятия мэра с должности. Не в этом, так в другом случае.
Задача поставлена: убрать. Повод найден. Действуйте!

Все как в армии. Метод давно известен: публичное очернение. Средства любые, в том числе и финансовые. Прикрытие: «неназванный источник в администрации». Объект воздействия: общественность. Конечная цель: заставить мэра под напором дикой травли в подконтрольных СМИ добровольно уйти в отставку или уволить по недоверию, убедив общество соответствующим образом.

Господин Президент, общество с Вами не согласилось. Во-первых, «неназванный источник в Кремле». Это уже стало дурно пахнущей поговоркой. Все равно, развязанную в прессе кампанию, связывают с Вами. Возможно, что Вы не давали прямой команды, но Вы знали и не остановили этого произвола. Это, в конечном счете, главное.

Повторяю: общество не согласилось. Нет ни одной общественной или профессиональной организации Москвы, которые не высказались бы с осуждением этой недостойной кампании в СМИ и не поддержали бы мэра.

Я благодарен москвичам, защищающим своего мэра. Но поверьте, в большей степени связываю мощные протесты москвичей, да и не только их, не с личностью мэра, а с реакцией на недопустимость такой грязной работы и попытках оболванить общество. Скандальным этапом войны было недопущение показа программы «Момент истины» на ТВЦ в поддержку мэра Москвы, которая после кремлевского запрета приобрела мировой рейтинг.

Это - ни что иное, как цензура! Если все это, по-вашему, демократия, то не понятно, где была искренность: на Ярославском форуме или в реальной жизни?

Теперь о ситуации.
Ваша администрация, с ведома или без, завела своими действиями политическую ситуацию в тупик. Всякие «немцовы» и другие «вечно несогласные» получили прекрасный шанс прокричать: «господин Президент, если вы не снимете Лужкова, Вы - слабый руководитель».

С другой стороны, повод в виде написанной мною статьи – несостоятелен. Уговорить меня подать заявление «по личной просьбе» невозможно. За кресло мэра – не держусь, но службой москвичам - дорожу.

Вариантов всего два: при наличии весомых оснований, освободить меня или публично отмежеваться от тех, кто сделал Вам такую дикую услугу. Решение за Вами, господин Президент.
Искренне. Честь имею. Лужков Ю.М.»

Сначала оцените стиль писем – то, как они написаны. Судя по степени корявости, складывается впечатление, что их написал один и тот же человек, не правда ли?

Ельцин здесь - как на ладони. Семь строчек терпел до того, как начать себя хвалить: «Самоотверженно, принципиально и по-товарищески стал работать...». И Лужков от него если и отстает, то не на долго, зато берет круче: «Нет ни одной общественной или профессиональной организации Москвы, которые не высказались бы с осуждением этой недостойной кампании в СМИ и не поддержали бы мэра». Или Ельцин: «Я неудобен и понимаю это». Лужков о себе: «Лужков самостоятелен и неудобен».

Разбегаются по углам мысли Ельцина: «Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат — удивляемся, почему застревает она в первичных организациях». Что «застревает» - цепочка или перестройка? В чем разница между партийными организациями и первичными организациями? С логикой беда: требует запретить Лигачеву проверять московскую парторганизацию и тут же, в этом же абзаце, упрекает Лигачева, что тот не интересуется ее работой.

У Лужкова письмо существенно логичнее, но и не без «после кремлевского запрета приобрела мировой рейтинг». Рейтинг – показатель популярности, приобретать его не надо, он есть у любой передачи.

Уверен, что, прочитав первое письмо, мало кто понял, чего хочет Ельцин. Он о чем-то ноет, чем-то недоволен «вообще». Но если присмотреться внимательно, то можно увидеть единственное конкретное требование Ельцина к Горбачеву - не допустить проверки Лигачевым деятельности Ельцина в Москве. Ельцин - опытный номенклатурщик, - сразу понял, что эта проверка нужна для подготовки акта, по которому будут сделаны «оргвыговоды» по отношению к нему лично и... конец карьеры.

И он шантажом пытается упредить Горбачева: «Расшифровать» все это - для партии будет нанесен вред (если высказать публично)» - и далее: «Думаю у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС».

Умному должно было быть достаточно, и Горбачев наверняка понял угрозу Ельцина начать борьбу с Горбачевым и вне партии, и внизу ее, но не придал значения. Уверен был, что справится. И в самом деле, на первых порах от «ля-ля» Ельцина толку было мало - он и сам перепугался и уже начал просить прощения: «политической реабилитации при жизни». Но Горбачев выпустил на сцену другого монстра - толпу тупой, алчной, подлой, партийной бюрократии. Этой бюрократии нужен был вождь, и она нашла его в Ельцине. Неумном, злобном, решительном и очень опасном. Опасном, кстати, и для этой самой бюрократии тоже.

А что в случае с Лужковым? А с ним, думаю, гораздо сложнее.
С одной стороны, может быть и так, что Лужкову в его 74 уже все надоело, он устал и хочет уйти, но уйти, отмежевавшись от кремлядей, – хлопнув дверью. Уйти, как мужчина.

С другой стороны, его письмо, как и в случае с Ельциным, может быть и шантажом. «Неназванный источник в Кремле», кстати, сообщил, что Нарышкин предложил Лужкову не просто уйти, а еще и отдать половину того, что имеет Батурина. Питерская поросль нуждается в деньгах, и Лужкову надо делиться с молодыми. Поэтому обратите внимание, о чем именно говорит этот гауляйтер Москвы, задушивший в Москве все признаки демократии, начиная с его издевательств над прессой в судах Москвы, с «несогласными» на улицах, кончая наглейшими подтасовками выборов в Москве. Ельцин говорил о модной в то время перестройке, а Лужков в личном письме говорит Медведеву не о хухры-мухры, а о самой демократии! Надо же!

Но разве эта самая демократия Медведеву так нужна, что он напугается даже полным ее отсутствием? Так зачем Лужков о ней вспоминает? Решил дать возможность Медведеву лишний раз посмеяться?

Нет, думаю, что он показывает, каким оружием будет с Медведевым драться, если тот его снимет без почета, – он начнет катить на Медведева бочку, что тот фашист и задушил демократию в России!

Разумеется, не исключено, что все обойдется тихо, но Лужков, как и Ельцин, не баба, и, очень не исключено, что предпочтет умереть в бою, а не сдохнуть в небытии на пенсии.
Так, что вполне возможно, что мы еще увидим корриду с участием «старика Батурина».

• << ПРОКУРОР МОСКВЫ ПРОТИВ АВН
• ПО ЗАКОНАМ 1993 ГОДА >>