Материал длинноват, и на мою «коронную» тему, посему даю на выходные.
Не стоит огульно верить
К вопросу о том, чем заниматься Институту Бессмертия, хочу рассмотреть воспоминания Вольфа Мессинга, в своё время довольно известного специалиста-телепата. Мне посоветовали посмотреть его воспоминания, но их оказалось несколько, правда, мне достаточно удачно сразу же подвернулся текст воспоминаний Мессинга под названием «О самом себе». Удачно потому, что это не собственно его текст, а запись его воспоминаний, сделанная в 1964-65 годах Михаилом Васильевым.
Обычно я начинаю с вопроса, насколько и в чём можно верить мемуаристу?
Так вот, когда мемуарист лично «вспоминает», то его ничего не сдерживает в фантазиях, оправданиях, клевете на его врагов и в рекламе себя. Посему он может врать, как душе угодно. Другое дело, когда он кому-то рассказывает, да ещё и этот слушатель, так или иначе, будет нести ответственность за достоверность записанного - ведь этого литературного обработчика не может прельщать роль дурака, которому мемуарист «лапшу на уши» навесил. Тут мемуаристу приходится сдерживаться и стараться придерживаться если и не правды, то хотя бы некой достоверности. Вот почему я и доволен тем, что сразу же попал на запись воспоминаний Мессинга, а не на его собственные тексты. Разница между ними большая и я её покажу.
Скажем, когда Мессинг вспоминал бесконтрольно, то он предстает перед читателем любимым собеседником Сталина, встречающимся со Сталиным чуть ли не ежедневно, и, главное, предсказывающий Сталину будущий ход войны, скажем, предсказал то, что победа будет 8 мая 1945 года.
А вот под запись Васильевым, его воспоминания о Сталине сильно скромнее:
«Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:
— Здравствуйте. А я вас на руках носил...
— Как это на руках? — удивился Сталин.
— Первого мая... На демонстрации...
Сталина интересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. Индуктором моим он не был.
После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал:
— Ох и хитрец вы, Мессинг.
— Это не я хитрец, — ответил я. — Вот вы так действительно хитрец!
М. И. Калинин незаметно потянул меня за рукав. Со Сталиным я встречался и позже. Вероятно, по его поручению были всесторонне проверены мои способности».
Как видите, тут близость к Сталину описана уже значительно скромнее, хотя я, надо сказать, не верю даже в эту единственную встречу Мессинга со Сталиным. Ну, не верю я, что Сталину (в 1940 или 1941 году) нужен был рассказ о встрече Мессинга с Пилсудским, умершим в 1935 году.
О предсказаниях
Давайте немного отвлечёмся на предсказания как таковые, раз я уж с них начал.
Предсказания - это забава исключительно бездельных глупцов, а для людей, связанных с делом, сам факт предсказания выглядит нелепо. Да, ныне, чем более человек туп, труслив и ленив, тем более он предсказатель, и вы можете видеть толпы этих «предсказателей». Ведь как только затевается любое нужное народу дело, так немедленно выбегают интеллектуалы-предсказатели с воплями: «Ничего не получится!».
Образный пример по предсказаниям Мессинга – жена затевает на кухне варить борщ, с дивана слазит муж и предлагает ей: «А хочешь я предскажу, сваришь ты борщ или нет?». И какова будет реакция занятой делом жены? Мало того, что этот ленивый бездельник ни копейки в дом не приносит и на её шее сидит, так ещё и под руку гавкает?!
Вот и представьте себя на месте Сталина или Гитлера. Они пытаются организовать победу свих государств, а тут под руку лезет полный профан в государственных вопросах с предсказаниями, не имеющими для Сталина или Гитлера ни малейшей практической ценности! Зачем тому же Сталину, разрывающемуся от дел по организации Победы, какие-то предсказания о том, когда Победа наступит? А если бы Мессинг предсказал поражение СССР, то Сталин что – прекратил бы сражаться?
Тем не менее, Мессинг старательно рекламирует себя именно предсказателем, и даже в его широко распространённых биографиях мы можем прочесть: «1953 году Мессинг предсказал смерть Сталина самому вождю лично, когда приехал к Сталину с просьбами прекратить гонения на евреев. Мессинг предсказал, что Сталин умрет в еврейский праздник, что собственно и произошло». Вот ведь какой молодец!
Как видите, насчёт Сталина Мессинг предсказывал запросто, хуже обстояло дело, когда ему надо было предсказать судьбу близких и собственную. К примеру, вот он сообщает, о гибели отца и трёх братьев в немецкой оккупации, и о том, что ему самому пришлось из Польши бежать нелегально. А ведь если бы умел предсказывать судьбу, то летом 1939 года мог спокойно эмигрировать хоть в СССР, хоть в США, и вывезти с собой родственников.
Вот оцените то, что Мессинг рассказывает:
«И вот настал самый горький, роковой час для Гуры – немецкие танки стали утюжить ее околицы.
Тут уж и до самых упертых дошло, что мира больше не будет, что наступает враг. Все разом подхватились и стали разбегаться кто куда, бросая пожитки, лишь бы себя уберечь».
Повторю, до самого «предсказателя» Мессинга вместе со всеми евреями Гуры это как-то раньше не дошло – не сумел он это предсказать.
Но и этого мало.
«И только мы с отцом задержались. А что было делать?
Машина, которую я давеча нашел, давно ушла, а отец, если и мог пройтись, то делал всего несколько шагов – плох он был.
Комнату мы, разумеется, покинули, переселились в погреб, решив пересидеть там самые страшные дни. Я полагал, что немцы продолжат наступление и уйдут дальше на восток, и вот тогда мы сможем покинуть наше укрытие».
Этот «предсказатель», как видите, не только не предсказывал проблемы себе и родственникам, но, наоборот, «предсказывал», что немцы оставят Польшу и уйдут в СССР, так что суетиться, собственно, нечего и эмигрировать даже из уже немецкого генерал-губернаторства, не стоит.
Есть анекдот. Помощник сообщает Сталину, что пришёл выдающийся предсказатель судьбы. Сталин командует: «Расстрелять шарлатана! Умел бы предсказывать судьбу, не пришёл бы!».
С этими предсказаниями Мессинга дело, скорее всего, вот в чём.
Мессинг действительно феномен-телепат – человек, способный читать мысли иных людей («индукторов») и обладающий способностями гипнотизёра и знахаря. И хотя его выступления в СССР оформлялись, как «Психологические опыты», однако по профессии Мессинг и был, и, скорее всего, и осознавал себя только артистом. А сообщество артистов – этих «звёзд» - это всегда бочка с говном, безжалостно конкурирующим друг с другом, бочка, в которой может происходить что угодно. Скажем, ссора, приведшая в конечном итоге к убийству певца Талькова в 1991 году, началась с того, кому первым выходить на сцену в концерте.
А ко времени создания мемуаров, Мессинг был уже «не в чести» – как-то был обижен с точки зрения своей артистической славы и выступлений. И он разумеется, как мог делал себе «пиар», доказывая своё величие не столько случаями своих выдающихся способностей, сколько знакомством с великими людьми той эпохи. Поэтому тут у него в знакомцах и Сталин, тут и Берия, тут и Пилсудский, и Ганди и многие другие. Разумеется, тут все знаменитые евреи – и Альберт Эйнштейн, и Фрейд, и Шолом-Алейхем, которые, правда, никогда и нигде ни словом не упоминавшие про знакомство с Мессингом.
Великие люди как основа авторитета
В части воспоминаний о встрече в известными людьми, у Мессинга всё виртуально – нет ни времени, ни места, ни имён лиц, которым Мессинг предсказал судьбу, а что касается встреч с личностями той эпохи, то их тоже не проверишь – были они или нет? Вернее, начинаешь проверять, и понимаешь, что и тут Мессинг врёт!
Вот, скажем, помянутая им встреча с Пилсудским. В своих воспоминаниях «О самом себе» он вспоминает о ней так:
«В 1921 году я вернулся в Варшаву. За те годы, что я провел за океаном, многое изменилось в Европе. В России произошла Октябрьская революция. На перекроенной карте Европы обозначилось новое государство — Польша. Местечко, где я родился и где жили мои родители, оказалось на территории этой страны.
Мне исполнилось 23 года, и меня призвали в польскую армию. Прошло несколько месяцев. Однажды меня вызвал к себе командир и сказал, что меня приглашает сам «начальник Польского государства» Юзеф Пилсудский.
Меня ввели в роскошную гостиную. Здесь было собрано высшее «придворное» общество, блестящие военные, роскошно одетые дамы. Пилсудский был одет в подчеркнуто простое полувоенное платье без орденов и знаков отличия.
Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа «придворных» следила за тем, как я его нашел. Право же, это было проще простого! Меня наградили аплодисментами... Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в личном кабинете. «Начальник государства» — кстати, это был его официальный титул в те годы — был суеверен, как женщина. Он занимался спиритизмом, любил «счастливое» число тринадцать... Ко мне он обратился с просьбой личного характера, о которой мне не хочется, да и неудобно сейчас вспоминать. Могу только сказать, что я ее выполнил».
Казалось бы, почему не поверить Мессингу в данном случае? Почему Пилсудский не мог к какому-то банкету (а описан именно банкет) пригласить артиста? Но тут единственный раз точно указано время – это событие не могло быть раньше 1921 года (возвращения Мессинга в Польшу) и не раньше 1922 года – исполнения Мессингу 23 лет.
Однако в «бесконтрольных» воспоминаниях «Магия моего мозга», Мессинг сообщает «подробности» встречи с Пилсудским. И оказывается, что Пилсудский пригласил его в узкий круг двух генералов и штатского соратника, и Мессинг не только прочитал мысли этих генералов, но и дал точные предсказания и самому Пилсудскому, к примеру:
«– Чем закончится война с Советами? – прямо спросил Пилсудский.
– Войско Польское скоро победит, – ответил я осторожно, – но до этого полякам придется отступить чуть ли не до самой Варшавы. Тухачевский, хоть и допустит грубейшую тактическую ошибку, очень опасен.
– Это мальчишка! – фыркнул один из генералов. – Поручик! Он всю войну просидел в плену у немцев! Откуда ему было набраться опыта?
– Тухачевскому ни за что не удастся выбить наши полки из Киева! – надул щеки другой…
Насупленные генералы промолчали, а Пилсудский попросил оставить нас одних. Все покинули кабинет, и маршал спросил:
– Пан Мессинг, вы можете открыть мне мое будущее?
– Попробую, – сказал я без большой уверенности, поскольку прилив силы вполне мог смениться спадом.
Усевшись напротив Пилсудского, я закрыл глаза и сделал несколько медленных глубоких вдохов, погружаясь в то сумеречное состояние, когда раскрывается подсознание и то странное, что сидит во мне, обретает имя действия.
– Пан маршал проживет долго, – глухо сказал я, открывая глаза, – в почете и славе. Пан маршал будет министром и премьер-министром. Будет нелегко, но пан маршал справится.
– Сколько именно лет я проживу?
– Пятнадцать, пан маршал.
Пилсудский кивнул».
Многие ли поняли, что Мессинг рассказывал о событиях не ранее весны 1920 года, когда его самого ещё не было в Польше, а поляки всё ещё были в Киеве (польская армия заняла Киев 7 мая 1920 года)? Но вернувшийся в Польшу в 1921 году и призванный в польскую армию не ранее 1922 года, Мессинг, понятное дело, никак не мог встречаться с Пилсудским в 1920. То есть его встреча с Пилсудским чистейшей воды брехня.
Примерно то же и в описании выдающихся достижений Мессинга. Скажем, Мессинг хвастается, что нашёл какую-то выдающуюся драгоценность графа Чарторыйского. В каком старинном замке вельможи он её нашёл и когда, понятное дело, – не сообщает. В результате:
«По договору граф должен был заплатить мне 25 процентов стоимости найденных сокровищ — всего около 250 тысяч злотых, ибо общая стоимость всех найденных в злополучном "Мишке" вещей превосходила миллион злотых. Я отказался от этой суммы, но обратился к графу с просьбой взамен проявить свое влияние в сейме так, чтобы было отменено незадолго до этого принятое польским правительством постановление, ущемляющее права евреев. Не слишком щедрый владелец бриллиантовой броши, граф согласился на мое предложение. Через две недели это постановление было отменено».
В каком году это было, о каком постановлении Правительства Польши идёт речь или хотя бы как именно оно ущемляло права евреев? – Мессинг тоже не сообщает. Вот как этот подвиг Мессинга проверить? Кроме того, и сам Пилсудский, и его партия были не просто «низкого» происхождения, но и вообще – социалисты. И поверить, что в польском Сейме граф Чарторыйский мог иметь определяющее влияние, тоже очень сложно.
Короче, верить в «факты», излагаемые Вольфом Мессингом, может только крайний простофиля – это не факты, а попытки выброшенного со сцены артиста вернуть себе былую славу и авторитет.
Не будем, также, забывать, что он психолог и, кстати, сам пишет, что ему в выступлениях было очень важно, чтобы зал поверил в его выдающиеся способности. А ссылки на встречи с выдающимися личностями, понятное дело, укрепляли эту веру простофиль в гений Мессинга.
Нам, в общем, безразлично, встречался он с кем-то или нет, однако его способности предсказывать, нужно без сомнений отбросить. Можно было бы об этом вообще не писать, но нужно отделить зёрна от плевел – иначе и придурь рассказов о каких-то предсказаниях Мессинга будет восприниматься как нечто имеющее смысл.
Но остаются две вещи в воспоминаниях Мессинга, очень ценные для нас:
- его по-настоящему выдающиеся способности телепата и гипнотизёра;
- его собственные попытки понять, откуда эти способности взялись и как действуют.
Но об этом давайте в окончании.
(окончание следует)
Ю.И. МУХИН
Посетителям
К ЧИТАТЕЛЯМ КОММЕНТАРИЕВ И КОММЕНТАТОРАМ
Враль этот Мессинг -
Враль этот Мессинг - свистел одружбе и совместных выступлениях с Гануссеном, но никаких свидетельств: афиш, объявлений в газетах, не нашли. Рассказывал, что был арестован гестапо и там всех загипнотизировал и бежал, но в гестапо никаких записей о его аресте нет. А гестапо за ним гонялось за то, что якобы он на сеансе открыто предсказал поражение Германии от СССР и незавидную участь Гитлера. Но Гитлер и его окружение не знали ни о каком Мессинге и о его предсказании поражения Германии.
Он брехал как встречался с Эйнштейном в Вене, но в тот период Эйнштейн в Вене ни разу не был.
В общем, как из Эйнштейна "гений", так и из Мессинга "великий посвящённый"
...даже не дожидаясь окончания...
...
можно привести много суждений на Тему достоверности изложенного от медиумов...телепатов...гипнотизеров и спиритов
Однозначно лишь одно
Они не всегда шарлатаны
Приведу выдержку из работы Джона Килля ...Операция Троянский Конь...
В ее анализе события на эту Тему на Земле аж с незапамятных времен...и вплоть до современности
Во всяком случае...,с конца 60-х годов прошлого века когда вышла эта книга - на Земле мало что поменялось в этом вопосе
Дословно в качестве фрагмента...
...О трансмедиумах было известно задолго до 1850 г. Так, в «Первой книге царств» израильский царь Саул консультируется с женщиной— медиумом (глава 28). В древние времена медиумы считались оракулами, и каждое новое поколение имело своих владевших этим удивительным даром людей. Складывается впечатление, что подобные индивидуумы веками служили посредниками между землянами и ультрасуществами, при помощи которых те могли непосредственно с нами разговаривать, удивительно точно предсказывая будущее и раскрывая тайны прошлого, казалось, неизвестные никому, кроме давно умерших родственников.
"Hic Rhodus, hic salta"
Ещё одна выдержка и ссылка
www.verapravoslavnaya.ru/
Подводя итоги всего вышеизложенного, предлагаем вниманию нашего читателя сводную таблицу, где в левой части выведены результаты анализа контактов людей с НЛО и НЛОнавтами, вылившиеся в 10 пунктов наблюдений, а в правой результаты анализа видов искушений, которым подвергали бесы подвижников, также по соответствующим 10 пунктам [24].
Левый и правый разделы таблицы следует читать параллельно, т. е. сначала п. 1 из левой части и сразу п. 1 из правой.
конец цитаты
хочешь спасти мир -- научись изобретать правильно.
Все эти ваши экстрасексы
Все эти ваши экстрасексы имеют многозначительно пстеть в стиле "кто-то где-то кое-где когда-то". А в лабораторных условиях все дарования исчезают напрочь.
marshrut-moskva, то, о чём Вы написали, рассказывает
Сергей Салль - Посланники инфернальных миров
Схолия
Твоя, Вов, весьма своевременна, т.к. умозрительным "даром" наделяет только князь мира сего
...
Έξηκοστοςτιων
Мухин
Угу.. Враль, мошенник Мессинг, стал телепатом на пустом месте, как только Мухину это понадобилось для обоснования своей идеи фикс. Печалька, что сей еврей подавился мацой рановато будет, не то бы оказался настоящим украшением этого фильма https://russia.tv/brand/show/brand_id/63565
Сильно забегая, хотелось услышать о механизме старения бессмертной души вместе с телом в режиме развития старческой деменции, и в каком его душа эфирном месте пребывает, в то время как тело носителя пребывает в полном маразме. Можно ли предполагать, что некие "крутильные весы" зафиксируют снижение веса, в момент когда старый маразматик испустит дух?
Ну дайте отсосать!
Хряк
Гена:
Много хочешь, старый пидор
Хряк
Соси на здоровье, только чего спешишь, торопыжка?
Гена, скажи мне честно и откровенно
Два вышележащих поста от Кошака и Глубка можно мне рассматривать, как дополнение к гипотезе Мухина о "бессмертие души"? Ты же их одобрил. Прелестно! Вы что, с Мухиным, стали столы вертеть вокруг блюдечка с голубой каемочкой?!
Хряк
ну дайте отсосать !
Я нашёл причину половых вставок в комменты юзеров !
Вот причина : youtu.be/x5W6OiLCaPI
анекдот от 6 кадров
-Товарищ Сталин, там к Вам пришел какой-то человек,говорит , что он может видеть будущее
- Расстрелять
- Есть
Сталин закуривает трубку, ходит по кабинету , усмехнулся и говорит: ,, Знал бы свое будущее, не пришел бы ,,.
Интересно, каким боком
Интересно, каким боком Мухин присобачит маразмы Месинга к своим размышлизмам о малопонятном. Отсосу-ка я пока у прапора, ожидая.
Я уже стар, мышцы
Я уже стар, мышцы умирают, рассасываются вместе с сосудами. Живу на таблетках. Умирать буду долго-мучительно. В маразме. Да это и так видно, в каком я маразме. В качестве пособия хомо перевертыша, раньше лизал жопу секретарю, теперь - куратору. Ужас того времени будет олицетворять! Воочию, а не книжную пеньбень! Это и без Вольфа и Гуджиева можно утверждать.00. Одна радость - иногда прапор побалует, да майор навестит. Но увы, старых пидарасов нигде не любят...
юрий игнатьевич! ВЫ,как луч
юрий игнатьевич! ВЫ,как луч в тёмном царстве. Ваше Дело правое, победа будет за вами!
Вот поди же,
Не успел Игнатьевич выдать вторую часть своей нетленки, а уже как мухи на мЁд слетелись твари, чтобы отстебать еще не опубликованный текст. Блин, даже такой пидор, как я, оказался не первым, и вполне лояльные гуру Кошак и Голубок, выдали на гора тонну тонкого троллинга. Слава Иегова, что у Гены выгребная яма не имеет дна. Черпать - ни перекидать, хлебать нам пидорам - не выхлебать!
О воспитании духа и души всего народа
Народный руководитель Ким Чен Ир
Опубликовано 08.12.2018 в разделе Особенности внешней политики
Председатель ГКО КНДР Ким Чен Ир (1942 - 2011 гг.) был подлинным народным лидером, который твёрдо верил народу и при опоре на его силу руководил делами страны.
Ким Чен Ир бесконечно любил народ: он считал народ самым дорогим на свете, всемогущим, всезнающим учителем, и всегда самоотверженно трудился на благо народа. Исходной точкой всех его помыслов, всей его деятельности были интересы народа, им он отдал всего себя.
Едва какое-либо новое сооружение было воздвигнуто, едва какое-либо новое дело было сделано, он первым делом интересовался отношением народа к этим новшествам. А когда возникали какие-либо неудобства у народа, он с болью на душе укорял соответствующих работников: "знаете, что скажет на это вам народ?"
И в дни далёкой зарубежной поездки его не покидали думы о своём народе. В своей книге полпред Президента России, сопровождавший высокого гостя из КНДР во время его визита в Россию, не без восхищения написал: "Председатель ГКО лидер Ким Чен Ир всегда посвящает каждую мысль свою, всю энергию делу счастья народа родной страны".
Со всей ответственностью охранять, защищать судьбу своего народа - вот какова была любовь его к народу в её зените.
Миру широко известно, какую массу писем писал и получал Владимир Ильич Ленин при жизни. Однако не всем в мире известно, сколько писем получал Ким Чен Ир. Так, он за месяц получал многие тысячи писем от народа. Отправители писем, независимо от возрастов, профессий и служебных обязанностей, открывали ему всю душу без утайки. Они буквально один на один изливали ему все свои желания, мечты и даже душевные переживания, о которых они не сразу решались кому-нибудь сказать.
Лидер страны читал письма, как правило, едва забрезжит рассвет. Справившись с утренней кучей основных дел, он в минуты, когда другие ещё блуждали в сладком сне, как руководитель, любимый народом, ощущал "сладкий вкус" своих особых дел и жил чувствами самых простых людей своей страны. Он тут же, экспромтом, размашистым почерком излагал им в коротких ответах и свои помыслы. Получатели писем свято хранят его письма, его почерк как драгоценное семейное сокровище.
Куртка и ватник
Гёте сказал: "Нет большего ужаса, чем бессмысленная мода". Несмотря на мировое наводнение мод, Ким Чен Ир, не сковываясь трафаретом дипломатических обычаев глав государств, носил простую, удобную для себя одежду: куртку и ватник. В фокусе мирового внимания эта его склонность к простоте, как ни странно, долгое время оставалась под вопросительным знаком, который затем, после его кончины, заменился на восклицательный. Стало ясно, что он, заменив в работе Президента Ким Ир Сена, руководившего на месте делами народного хозяйства в преклонном возрасте, решил в полевой форме самоотверженно трудиться на благо народа.
А ватник он после кончины Президента не менял на другую одежду в трудные зимние дни более десяти лет, пройденных с самоотверженным трудом. Он говорил: "куртка точно идёт моему характеру, кто и что ни говори, я предпочитаю свой вкус, свой стиль".
Если осмыслить его слова, можно сказать, что куртка и ватник подходили параметрам политической жизни лидера страны, которому пришлось с опережением времени преодолевать суровое лихолетье. Эти куртка и ватник, хранящие следы его немеркнущих титанических усилий и свершений, рассказывают о многом вместе с его бессмертным обликом.
Невиданно укрепив оборонное могущество страны, он надёжно защитил народ от американской ядерной угрозы и военной агрессии.
Ким Чен Ир, безгранично скромный и простой человек, отличался теми же качествами, что и наш народ. Он всегда считал себя сыном трудового народа, делил с ним горе и радость, общую судьбу. Он неизменно в своей скромной куртке был в самой гуще народа, утолял голод комками варёного риса. Был и в подземных забоях рудников, шёл и по дорогам полей сельхозкооперативов. На встречах с простыми людьми он прислушивался к их голосу, везде плечом к плечу с ними фотографировался на память, охотно удовлетворял "неприличную" просьбу сельской женщины дать имя ожидаемому у неё ребёнку...
Ким Чен Ир своим выдающимся руководством, преодолевая свирепые бури истории, превратил свою страну в социалистическое государство, подлинно служащее интересам народных масс.
Как-то раз он заметил: "Капиталисты верят только деньгам, а мы - силам народных масс. Деньги-то не могут владеть душой человека, а доверие к нему может поднять все массы и вызвать к жизни в них огромные силы. Вот из чего складывается моя философия в отношении источников силы".
Эти его слова убедительно указывают, на чём сформированы единодушие и сплочённость, свойственные корейскому обществу.
Вступая в 1990-е годы КНДР приходилось переживать временные трудности: развал мировой социалистической системы, одновременно с этим санкции и нажим США и их сателлитов, нагрянувшие чередой стихийные бедствия. В те тяжелейшие дни он только силой этого единодушия и народной сплочённости преодолевал все трудности.
Чем откровеннее становились антисоциалистические происки США и их сателлитов, тем увереннее он вырабатывал у всего нашего народа твёрдую веру в победу социализма, вдохновляя народные массы на борьбу с внешним врагом, агитируя за защиту социализма. Он помог нашим людям преодолеть трудную ситуацию - укрепляя их духом, указывая опору на собственные силы, указывая высокий международный, исторический смысл этой самоотверженной борьбы с трудностями, и стоя при этом в первых рядах. Кроме того, он, руководя на месте делами предприятий, сёл, строек, открывал людям труда действенные, ключевые пути преодоления длительных испытаний.
Ким Чен Ир, начертав для корейского народа грандиозный проект построения могучего социалистического государства, поднял людей на его реализацию. В самые трудные для страны дни он, смотря в далёкое будущее, посоветовал обеспечивать опережающее осуществление внедрения системы CNC в машиностроении. Установление во всей стране приоритета развития науки и техники, разжигание пламени индустриальной революции нового века привело к постепенному и уверенному подведению под экономику в целом соответствующей реальным условиям страны материально-технической базы, к её модернизации.
Крупномасштабная планировка полей, строительство самотечных оросительных каналов, возведение ГЭС крупного, среднего и малого масштаба и другие дела, нуждающиеся в громадном количестве инвестиций и рабочей силы, были отлично реализованы с высоким творческим энтузиазмом и неиссякаемой силой народа. Его мудрое руководство позволило корейцам преодолеть все испытания и трудности и открыть широкий путь к построению могучего социалистического государства.
Светлый образ Ким Чен Ира, подлинно народного руководителя, вечно жив в сердцах корейцев, всех прогрессивных людей мира.
https://forum-msk.org/material/fpolitic/15239618.html
Кучма:О воспитании духа и души всего народа
Еще один завсегдатай сайта Мухина тонко троллит хозяина.
Да нет...
У него есть с детства страна "Волшебника Изумрудного Города". Мы все читали про нее, валяясь в скарлатине, но потом забыли www.youtube.com/watch...
Έξηκοστοςτιων
русофил
По себе не стоит о других судить.
hryak
По существу возражения есть?
Да...Ким Чен Ир и CNC, то
Да...Ким Чен Ир и CNC, то бишь ЧПУ... вот тебе и корейцы...
...А у нас, в конце восьмидесятых , начальник цеха !!! смотрел на станок ЧПУ, как на чудо, потом спрашивал у меня, " а где у него ручка"... вращая при этом рукой... о рабочих и говорить не приходится.
Владимир136
Воспитание чувства
Леонид Сергеевич Соболев
Мытьё посуды, как известно, дело грязное и надоедливое. Но в тесном командирском буфете миноносца, о котором идёт речь, для этой цели существовал некий сложный агрегат, в корне менявший дело. Агрегат этот занимал собой весь правый угол буфета, где сверкал медью паровой самовар - маленький, но злой, вечно фыркающий и обжигающий. Цинковый его поддон был загромождён проволочными стеллажами для тарелок, гнёздами для стаканов, особой подвесной сеткой для ножей и вилок. Сложная система медных трубок соединялась резиновым шлангом с краном самовара. Струи кипятка сильно и равномерно били на стеллажи, смывая с посуды застывший жир, липкие следы компота и консервированного молока (которое почему-то любил комиссар миноносца). Сам же хозяин буфета, командирский вестовой Андрей Кротких, презрительно предоставив воде грязную работу, уходил в крошечную каюту, гордо именовавшуюся "командирским салоном". И пока, в знак окончания обеда командира и комиссара, он менял там белую скатерть на цветную, автомат исправно делал своё дело. Вернувшись, Кротких намыливал узкую щётку и с тем же презрительным выражением лица протирал ею в стеллажах тарелки, потом, смыв шлангом мыльную пену, закрывал воду и пар. В жарком воздухе тесного буфета посуда обсыхала сама собой, и через час сухие диски тарелок сверкали уже в гнёздах, оберегающих их от последствий качки. И только воинственная сталь ножей и вилок требовала полотенца: во избежание ржавчины.
Вся эта сложная автоматика была рождена горечью, жившей в сердце Андрея Кротких, краснофлотца и комсомольца. Грязную посуду он ненавидел как некий символ незадавшейся жизни. В самом деле, его товарищи по призыву готовились стоять у клапанов в машине, стрелять из орудий, вертеть штурвалы. Ему же выпала на долю странная боевая часть: посуда. Причиной тому было то, что Кротких, выросший в далёком колхозе на Алтае, по своим личным соображениям простился с учебниками ещё в четвёртом классе и поэтому при отборе во флотские школы специалистов остался не у дел.
Правда, по боевой тревоге Андрей Кротких был подносчиком снарядов зенитного автомата номер два. Но вся его боевая работа была ничтожна: он вынимал из ящика острожалые снаряды (которые больше походили на патроны гигантской винтовки) и укладывал их на подстеленный возле орудия мат. В дугу обоймы, торчащую из автомата, их вставлял уже другой краснофлотец - заряжающий Пинохин, и оставалось только с завистью смотреть на него и запоздало проклинать опрометчивый поступок юности. В первом же бою с пикировщиками Кротких с горечью понял, что на таком боевом посту Героем Советского Союза, пожалуй, не станешь и что комсомольской организации колхоза "Заря Алтая" гордиться им после войны, видимо, не придётся.
Орудие номер два и подсказало ему буфетную автоматику. Перемывая однажды посуду, Кротких неожиданно для себя подумал, что тарелки тоже ведь можно расставить на ребра, вроде как в обойме. Тогда не придётся по очереди подносить каждую под струю воды, обжигая при этом руки, а наоборот - можно будет обдавать крутым кипятком сразу все. Он перепортил массу проволоки, пока не добился того, что смутно мерещилось ему в мыслях и что, как с огорчением узнал он после, было давным-давно выдумано и применялось в больших столовых и ресторанах. Это сообщил ему военком миноносца, батальонный комиссар Филатов в первый же вечер, когда, заглянув в буфет в поисках чая, он увидел "автоматику", построенную Кротких.
Однако огорчение это неожиданно обернулось удачно: военком разговорился с ним, и Кротких вылил ему всю свою душу, смешав в кучу и посуду, и "Зарю Алтая", и мечты о Герое Советского Союза, и неведомую комиссару Олю Чебыкину, которой никак не напишешь письма о войне, где он моет посуду, тем более что и слова-то вылазят на бумагу туго и даже самому невозможно потом прочесть свои же каракули...
Военком слушал его, чуть улыбаясь, всматриваясь в блестящие смекалистые глаза и любопытно разглядывая его лицо - широкое и скуластое лицо сибиряка с чистой и ровной кожей. Улыбался он потому, что вспоминал, как когда-то, придя комсомольцем на флот, он так же страдал душой, попав вместо грезившегося боевого поста на скучную и грязную очистку трюма восстанавливаемого линкора, как мучился он над первым своим письмом к друзьям и как беспощадно врал в нём, описывая дальние походы, штормы и собственные ленточки, развевающиеся на мостике (не иначе как рядом с командиром). Молодость, далёкая и невозвратимая, дохнула на него из этих блестящих глаз, и он всей душой понял, что Оле Чебыкиной о посуде, и точно, не напишешь: она, конечно, была такая же насмешливая, вёрткая и опасная на язык, какой была когда-то Валя с текстильной фабрики родного городка.
И он с таким живым интересом стал расспрашивать Кротких о "Заре Алтая", об Оле, о том, как же так вышло у него со школой, что тому показалось, будто перед ним не пожилой человек, пришедший на корабль из запаса, и не комиссар миноносца, а годок-комсомолец, которому обязательно нужно выложить всё, что волнует душу. И глаза комиссара, внимательные и дружеские, подгоняли и подгоняли слова, и, если бы в салоне не появился политрук Козлов, разговор долго бы не закончился. Военком поставил стакан и стал опять таким, каким его привык видеть Кротких: сдержанным и немного суховатым.
- Кстати пришли, товарищ политрук, - сказал он обычным своим тоном, негромко и раздельно. - Значит, так вы порешили: раз война - люди сами расти будут. Ни учить не надо, ни воспитывать... Война, как говорится, рождает героев. Самосильно. Так, что ли?
- Непонятно, товарищ батальонный комиссар, - ответил Козлов, угадывая неприятность.
- Чего же тут непонятного? Спасибо, товарищ Кротких, можете быть свободны...
Кротких быстро прибрал стакан и банку с молоком (чтобы комиссару не пришло в голову угощать им Козлова), но, выйдя, задержался с той стороны двери: речь, видимо, шла о нём. Комиссар поинтересовался, известно ли политруку, что у краснофлотца Андрея Кротких слабовато с общим образованием и что ходу ему дальше нет? Он спросил ещё, неужели на миноносце нет комсомольцев-вузовцев, и сам назвал химиста Сакова, студента педагогического института. Козлов ответил, что Саков - активист и что он так перегружен и Боевым листком, и комсомольским бюро, и докладами, что времени у него нет. Комиссар рассердился. Это Кротких понял по внезапно наступившему молчанию: когда комиссар сердился, он обычно замолкал и медленно скручивал папиросу, посматривая на собеседника и тотчас отворачиваясь - как бы выжидая, когда уляжется гнев. Молчание затянулось. Потом зажигалка щёлкнула, и комиссар негромко сказал:
- Это у вас нет времени подумать, товарищ политрук. Почему всё на Сакова навалили? Людей у вас, что ли, нет?.. Не видите вы их, как и этого паренька не увидали. Наладьте ему занятия да зайдите в буфет: поглядите, что у него в голове...
С этого вечера перед Андреем Кротких раскрылись перспективы. Война шла своим чередом: были бои, штормы, походы, ночные стрельбы и дневные атаки пикировщиков, зенитный автомат жадно втягивал снаряды в ненасытную свою дугу, Кротких подтаскивал их на мат и мыл посуду, но всё это приобрело будущее: перед ним стояла весна, когда он пойдёт в Школу оружия. Он наловчился не терять и минуты времени. Регулируя свой буфетный автомат, он держал в другой руке грамматику. Драя медяшку в салоне, умножал в уме тридцать шесть на сорок восемь. Дежуря у снарядов по готовности номер два, решал в блокноте задачи. Блокнот был дан комиссаром. Всё было дано комиссаром - блокнот, учёба и будущее.
И в девятнадцатилетнее сердце Андрея Кротких плотно и верно вошла любовь к этому пожилому спокойному человеку.
Он радовался, когда видел комиссара весёлым, когда тот шутил на палубе или в салопе за обедом. Он мрачнел, видя, что комиссар устал и озабочен. Он ненавидел тех, кто доводил комиссара до молчания и медленной возни с папиросой. Тогда бешенство подымалось в нём горячей волной, и однажды оно вылилось поступком, от которого комиссар замолчал и закрутил папиросу.
Была тревожная походная ночь. Чёрное море сияло под холодной луной, и, хотя ветер был слабый и миноносец не качало, на палубе была жестокая стужа. Корабль шёл недалеко от врага, и каждую секунду пустое обширное небо могло обрушить на него бомбы: на лунной дороге миноносец был отчётливо виден. Весь зенитный расчёт проводил ночь у орудий.
Комиссар сошёл с мостика и обходил палубу. Видимо, он и сам промёрз порядочно: подойдя на корму к автомату номер два, он вдруг раскинул руки и начал делать гимнастику.
- И вам советую, - сказал он. - Кровь разгоняет.
Кротких подошёл к нему и попросился вниз: он согреет чаю и принесёт командиру и комиссару на мостик. Филатов улыбнулся.
- Спасибо, Андрюша, - сказал он, называя его так, как звал в долгих неофициальных разговорах. - Спасибо, дорогой. Не до чая... И потом - всех не согреешь, они тоже промёрзли...
Он повернулся к орудию и стал шутить, привычно проверяя взглядом, на месте ли весь расчёт. В велосипедных сёдлах, откинувшись навзничь и всматриваясь в смутное сияние лунного неба, лежали наводчики. Установщики прицелов сидели на корточках спиной к ветру, готовые вскочить и завертеть свои штурвальчики, командир орудия старшина первой статьи Гущев стоял в телефонном шлеме, весь опутанный шлангами, как водолаз. Орудие было готово к мгновенной стрельбе.
Но комиссар вдруг перестал шутить и нахмурился.
- А где заряжающий? В чём дело, старшина?
Гущев доложил, что Пинохин отпущен им оправиться, и вполголоса приказал Кротких найти Пинохина в гальюне и сказать ему, чтоб не рассиживался.
В гальюне Пинохина не оказалось. Кротких нашёл его там, где подозревал: в кубрике. Пристроившись на рундуке у самого колокола громкого боя, Пинохин спал, очевидно решив, что в случае тревоги успеет выскочить к орудию.
Кротких смотрел на него, и ярость вскипала в его сердце. Он вспомнил, как грелся физкультурой комиссар, как отказался он от стакана чаю, как стоит он сейчас там, на холоду, молчит и ждёт, - и вдруг, стиснув зубы, размахнулся и ударил Пинохина...
Разбор всего этого происходил в салоне после выполнения миноносцем задания. Комиссар молчал и крутил папиросу. Крутил из-за него, из-за Кротких, - и это было невыносимо. Жизнь казалась конченой: теперь никогда не скажет ему комиссар ласково "Андрюша", никогда не спросит, где в аккумуляторе плюс и где минус, никогда не улыбнётся и не назовёт "студентом боевого факультета"... Слёзы подступали к глазам, видимо, комиссар понял, что они готовы брызнуть из-под опущенных век. Он отложил папиросу и заговорил.
Слова его были медленны и казались жестокими. Филатов как-то удивительно всё повернул. Он начал с того, что, будь на его месте другой комиссар, Кротких не так близко к сердцу принял бы поведение Пинохина. Он сказал, что давно видит, как преданно и верно относится к нему Кротких, но что всё это не очень правильно. Оказалось, он заметил однажды ночью, как Кротких вошёл к нему на цыпочках, прикрыл иллюминатор, поправил одеяло и долго смотрел, улыбаясь, как он спит (тут Кротких покраснел, ибо так было не однажды), и назвал это мальчишеством, никак не подходящим для краснофлотца. Если бы Кротких ударил Пинохина потому, что тот оставил свой боевой пост, навредил этим всему кораблю и, по существу, изменил родине, то это комиссар мог бы ещё как-то понять. Но ведь Кротких полез в драку совсем по другим причинам и причины эти высказал сам, крича, что у него, мол, за комиссара сердце горит, такой, мол, человек на палубе мёрзнет, а эта гадюка в тепле припухает...
Филатов говорил резко, и Кротких мучился. Комиссар, наверное, заметил это, потому что закурил наконец папиросу, и Кротких, изучивший его привычки, понял, что он больше не сердится. Но Филатов выдохнул дым и неожиданно закончил:
- Взыскание - само собой. По комсомолу, надо полагать, тоже вздраят... А вас придётся перевести.
У Кротких поплыло в глазах.
- Товарищ батальонный комиссар, мне на другом корабле не жить, - сказал он глухо. И голос комиссара вдруг потеплел:
- Да я не собираюсь вас с миноносца списывать. Где вы такого Сакова найдёте, этак вся учёба у вас пропадёт... Перейдёте вестовым в кают-компанию. Автоматику свою в тот буфет заберёте, пригодится... Так, что ли?
И хотя Кротких внутренне считал, что совсем не так, что комиссар не понял его любви и преданности и что вся жизнь теперь потускнела и уходить в кают-компанию просто тяжело, - он всё-таки вытянулся и ответил:
- Точно, товарищ батальонный комиссар.
Это было настоящим горем. Кроме того, Кротких не предполагал, что на свете, помимо любви, существует ещё и ревность. Он впервые познал это горькое и обидное чувство. Другой заботится теперь о комиссаре, другой, а не он, слышит его шутки за обедом, с другим, а не с ним, ведёт комиссар душевный вечерний разговор, прихлёбывая чай с консервированным молоком. И уж конечно, новый вестовой не догадается припрятывать молоко от гостей, не сумеет накормить комиссара в шторм...
В этом своём горе, ревности и раскаянье Кротких повзрослел. Он стал сдержаннее, серьёзнее и, невольно подражая Филатову, выдерживал паузу, если гнев или обида требовали немедленного поступка. Крутить папиросу ему не приходилось - не везде закуришь. Поэтому он приучил себя в этих случаях шевелить по очереди всеми пальцами (что удобно было делать, даже держа руки по швам).
Филатова он видел теперь много реже, чем раньше: на официальных собраниях, иногда - в кают-компании или в кубрике, когда комиссар приходил туда для беседы. На палубе он старался пристать к кучке людей, обступивших комиссара, но Филатов говорил с ним, как со всеми, и в глазах его ни разу не мелькнуло то ласковое тепло и живое любопытство, к которым так привык Кротких и которых ему так теперь недоставало. И постепенно Филатов, родной и близкий человек, заменялся в его представлении Филатовым - комиссаром корабля. Но странное дело: именно теперь Филатов окончательно вошёл в его сердце.
Это была не та мальчишеская, смешная и трогательная, но глуповатая любовь, которой он горел прежде. Теперь это была новая, глубокая - военная - любовь.
Чёрное море показало свой грозный нрав: миноносец нырял в волне, как подводная лодка, и вся палуба была в ледяной воде и в мокром льду, а в кубриках днём и ночью ждал горячий кофе, глоток вина и сухие валенки, и вахту наверху сменяли через час - и Кротких понимал, что это подсказано комиссаром. На маленькой базе, куда зашли ремонтироваться после шторма, к трапу подъехала подвода, где лежали восемь барашков, зелень, две гитары, мандарины и капуста. И люди в косматых шапках ломаным русским языком спросили, как передать этот маленький подарок храбрым морякам, о которых рассказывал вчера в колхозе комиссар. В каждом большом и малом событии корабельной жизни, в разговорах с другими, в бою и в шторме - везде чувствовал Кротких комиссара, его мысль, его волю, его заботу.
В один из тех смутных дней странной южной зимы, когда солнце греет, а ветер холоден, все на миноносце с утра ходили молчаливыми и хмурыми: дошло известие, что немцы взяли Ростов-на-Дону. Мысли, тяжёлые и тревожные, уходили на Кавказ, к нефти, к прерванной линии железной дороги. Люди не разговаривали друг с другом, дело валилось из рук. Но потом головы стали подыматься, глаза - блестеть надеждой и ненавистью, руки - работать яростно и быстро: теперь все говорили о Москве, об ударе наших войск, о том, что удар этот вот-вот обрушится на врага, и Ростов встал на своё место в сложной схеме войны. И Кротких с гордостью подумал, что разъяснил это комиссар.
Он стал понимать, почему с таким уважением и любовью говорят о комиссаре остальные краснофлотцы, мало знающие его в частной, каютной жизни. Он стал понимать, почему каждый из них готов рискнуть головой, чтобы спасти в бою комиссара - не просто Филатова, хорошего, честного и отзывчивого человека, а военного комиссара Филатова, партийную душу и совесть корабля.
По-прежнему стоял Кротких у своего ящика со снарядами, выкладывая их на мат - не дальше. Но мальчишеская зависть к заряжающему (теперь уже не к Пинохину, который пошёл под суд, а к Трофимову) больше не терзала его, как не мучило и сознание, что подвига тут не совершишь. Новое понятие - корабль - значительно и серьёзно вошло в него. Он полюбил корабль - его силу и его людей, его сталь и его командиров, его ход и его название. И даже посуда, которую он так ненавидел и презирал недавно, теперь совсем перестала беспокоить его воображение.
Это новое ощущение корабля как живого, сильного и ласкового друга настолько захватило его, что однажды вечером он сел писать своё первое письмо Оле Чебыкиной.
Но из письма ничего не получилось. Буквы были теперь чёткими на загляденье, но передать это удивительное ощущение корабля и любви к нему он никак не смог. Он написал целую страницу затёртых, невыразительных слов и в ярости разорвал письмо, даже забыв перед этим пошевелить пальцами. Два дня он ходил мрачный, мучаясь, как бы написать о корабле так, чтобы это запало Оле в самое сердце, но корабль сам отвлёк его мысли.
На корабле готовился десант. На комсомольском собрании все объявили себя добровольцами. Но с миноносца требовалось только пятнадцать человек, умеющих хорошо владеть ручными автоматами, штыком и миномётом. Кротких под эти требования никак не подходил, и на него даже не взглянули. Кротких пошевелил пальцами - и промолчал.
Однако когда на рассвете миноносец подходил к месту высадки и когда десантники вышли на палубу с оружием и ящик с минами был поставлен на корме, готовый к погрузке на шлюпку, вся душа в нём заныла. Мины лежали в ящике ровным рядом, пузатые, понятные, как снаряды его автомата, - и, конечно, он лучше всех мог бы вытаскивать их из ящика и подносить к миномёту. Он вздохнул, но тут миноносец резко повернул, заверещал свисток командира автомата номер два: налетели самолёты, и пришлось отбиваться.
Автомат залаял отрывисто и чётко, но что-то простучало по палубе, как горох. Трофимов упал, выронив снаряд, и автомат захлебнулся: пикировщик дал очередь из пулемёта. Кротких подскочил к орудию и, быстро нагибаясь к снарядам, им же самим приготовленным на мате, накормил голодную обойму. Автомат вновь заработал. И всё внимание ушло на то, чтобы успевать брать из ящика новые снаряды и вставлять их в обойму, и совершенно некогда было подумать, что вот наконец он, Кротких, сам ведёт бой. Рядом с бортом встал огромный столб воды и дыма, что-то провизжало мимо орудия. Вслед за бомбой в ту же вздыбленную воду с воем и рёвом врезался самолёт. Кротких заметил лишь хвост с чёрным крестом и понял, что они всё-таки сбили фашиста, нахально пикнувшего на миноносец, у которого замолчал автомат. Но и этому он не успел ни обрадоваться, ни удивиться, потому что сзади него закричали:
- Мины!..
Он обернулся. Ящик с минами горел, сильно дымя. Мины в нём вот-вот должны были начать рваться. Он увидел, как в дыму мелькнула чья-то фигура, как чьи-то руки попытались приподнять ящик и как потом краснофлотец (кто - он так и не разобрал) отскочил. Гущев отчаянно махнул рукой, сорвал с себя телефонный шлем и крикнул:
- Все с кормы!
Каждую секунду могли рвануть два десятка мин, из которых и одной хватило бы на весь орудийный расчёт. Кротких вдруг подумал, что вслед за минами начнут рваться в пожаре и его снаряды, а за ними - погреба и весь корабль, и шагнул было к ящику. Но тут за кормовой рубкой грохнуло четвёртое орудие, и ему показалось, что уже грянула взрывом пылающая в ящике смерть. Это было так страшно, что он ринулся с кормы вслед за остальными. Шаг в сторону ящика оставил его позади всех, и отчаяние охватило его: если он споткнётся, ему никто не поможет. Подлое, паническое малодушие подогнуло его колени. Он сделал усилие, чтобы шагнуть, и вдруг впереди, у носового мостика, увидел комиссара.
Филатов, расталкивая встречных, бежал на корму, и Кротких понял - зачем. Догадка эта поразила его. В два прыжка Кротких очутился у ящика и, обжигая ладони, ухватился за дно. Ящик был слишком тяжёл для одного человека. Второй - бежал на помощь. Но этот второй человек был комиссар корабля, и подпускать его к ящику было нельзя.
Он присел на корточки и схватил раскалённый стабилизатор крайней мины. Ладонь зашипела, острая боль на миг захолонула сердце, но мина вылетела за борт. Он тотчас схватил другую.
Может быть, он что-то кричал. Так потом рассказывали ему товарищи: говорили, что он прыгал на корточках у ящика, танцуя какой-то страшный танец боли и ругаясь во весь голос бессмысленно и жутко. Но мины летели за борт одна за другой, быстро освобождая горящий ящик. Выпрямляясь с очередной миной в руках, он увидел комиссара: тот был уже у кормового мостика, рядом со смертью. Тогда Кротких, надсаживаясь, поднял на поручни опустошённый наполовину ящик. Пламя лизнуло его лицо. Бушлат загорелся. Он отвернул лицо и сильным толчком сбросил за борт ящик. Потом ударил по бушлату ладонями, уже не чувствующими огня.
Тут кто-то крепко и сильно схватил его за плечи. Он повернул голову. Это подбежал комиссар.
- Ничего, товарищ комиссар, уже тухнет, - сказал он, думая, что комиссар тушит на нём бушлат.
Но, взглянув в глаза комиссара, он понял: это было объятие.
1942
Интересно, сколько народа
Интересно, сколько народа прочтет этот флуд из 1942 года?
Не судите опрометчиво...
Это из серии 40-50-х г.г. "Библиотечка военных приключений." Весьма занятные и познавательные книжечки от реальных участников событий. К сожалению для школьного процесса удобного карманного формата, т.к. дежурные шмонали только портфели.
Έξηκοστοςτιων
дежурные шмонали только
Да это другие
дежурные. Комсомольцы на входе в вестибюль по парадной лестнице из гардероба. Отбирали водяные пистолеты и не дежурную литературу, а без дневника или пионерского галстука домой отправляли...
А за ковбойский
вообще по башке получишь...
Έξηκοστοςτιων
Отправить комментарий