Культура интеллигента
Вообще-то, родовым признаком российского (а потом и советского) интеллигента является крайне низкий уровень культуры, если под культурой считать то, чем она и является, - способностью использовать знания, накопленные человечеством. Таких высококультурных русских интеллигентов, способных вникнуть в проблемы полученных человечеством знаний, всегда было очень мало. Я в данном случае назову только революционеров начала ХХ века - я как-то писал уже о Ленине и его работе «Материализм и эмпириокритицизм», в которой Ленин сделал принципиальные и очень точные выводы из области физики. Кстати, было время, когда многие идиоты ржали над самим фактом наличия у Сталина филологической работы, но ни один специалист так и не взялся критиковать его статью «Марксизм и вопросы языкознания».
Из-за этой крайне низкой культуры российского интеллигента, у нас культурой считаются песни и пляски и различного рода развлечения. Человек может быть тупым до степени, когда для него таинством является и таблица умножения, но в России он будет считаться культурным интеллигентом, если публично не матерится, а развлекается не рыбалкой, а оперой и балетом.
И вот теперь должен сказать, что Понтрягин видится мне типичным российским интеллигентом. Интересно, что он не потомственный интеллигент, поскольку мать его была портнихой из крестьян, и точно такой же был и отец - счетовод из сапожников. Понтрягин стал интеллигентом, попав в среду типичных российских интеллигентов - ленивых и, отсюда, тупых. Я считаю ошибочными труды карла Маркса с их выводами, в том числе и с формулой: «Бытие определяет сознание», но в данном случае эта формула описала изменения Понтрягина (да и не его одного), - попав в соответствующую среду, он стал её составной частью.
В чём это отразилось на Понтрягине в первую очередь?
В очень низкой культуре. Не надо удивляться - Понтрягин был выдающийся математик, но математика всего лишь одна их областей знаний человечества, и быть только математиком - это оставаться на очень низком уровне культуры. Скажем, талантливый красильщик тканей различает несколько сот оттенков только чёрного цвета, но как его только поэтому считать высококультурным? Считать эскимоса, к примеру, ничего не знающими об электричестве, только потому культурным человеком, что эскимос назовёт несколько сот вариантов состояния моря? А нужно ли считать культурным человека, имеющего выдающуюся память? Ведь абсолютную память имел полный идиот, работавший гардеробщиком в одном из ресторанов Парижа.
Работа как игра
И если вы присмотритесь к мемуарам Понтрягина, то он, кроме математики, еды и развлечений, ничего не знал и ни о чём ином не пишет.
Убогость его знаний о практических вещах была удивительной. Вот он, описывая 50-е годы и начало своих работ, направленных на решение практических задач, пишет: «наша работа не должна была заключаться в рассмотрении и решении уже готовых уравнений, а должна была включать изучение самих приборов и составление уравнений. Таким образом, нам пришлось познакомиться с такими физическими понятиями, как ёмкость, самоиндукция, взаимоиндукция, электрическая цепь, законы Кирхгофа, ламповый генератор и тому подобное». Это пишет член-корреспондент Академии Наук СССР, четыре года проучившийся и успешно закончивший математический факультет Московского университета! Да, он не защищал диссертаций - такое время было, - но если бы он их защитил, то был бы ещё и доктором ФИЗИКО-математических наук! И при этом у него абсолютное незнание основ электротехники - основ физики. Тех основ, которые каждый гражданин СССР обязан был знать даже после школы-семилетки.
Понтрягин приводит примеры трёх решённых им практических задач, но для него они сугубо математические - он их физического смысла не понимал и не собирался понимать. Для него их решение было игрой. Практических значение результатов ему было не интересно, а не интересно ему было потому, что он не знал элементарного из других отраслей знаний - из того, где решение этих задач можно применить.
Но это не всё объяснение. Ведь ему ничего не стоило в пару недель изучить основные положения физики так, что не каждый бы физик это знал. Точно так же он мог изучить и физику всех задач, к решению которых его привлекали. Но он этого не делал. Понтрягин и после 50-х хотел оставаться математиком-теоретиком, и оставался им.
Выгода интеллигента быть теоретиком в том, что теории, как таковые, никому и даром не нужны. Поэтому под видом «разработки теории» можно заниматься какой-угодно чепухой и глупостью (которые даже по времени ничем тебя обязывать не будут), но при этом считаться умным как Эйнштейн.
Жена академика Ландау К. Дробанцева неоднократно подчеркивала в своих воспоминаниях, что Ландау «принципиально» никогда не занимался практическими задачами физики, да ещё и укорял Сахарова за то, что тот участвовал в создании одного из вариантов термоядерной бомбы. Сам Ландау «объяснял» это тем, что практические задачи, дескать, не требуют творчества, поэтому он чистый теоретик. На самом деле творчества и ума требуют именно практические задачи, поскольку в них требуется результат, и если ты этот результат не получил, то объясняй это как хочешь, но всем понятно, что ты дурак. А быть «теоретиком», баловаться математическими формулами и рассуждать о черных дырах во Вселенной может любой придурок, поскольку пойди ты докажи, есть эти черные дыры или нет, и, главное, как это использовать на пользу гражданам твоей страны? Ландау занимался именно этой «чистой теорией» и никакими посулами нельзя было его заставить приносить пользу людям. Он боялся таких работ.
Посему в середине войны и разбежались как тараканы во все стороны все «выдающиеся физики СССР» (не только Ландау, но и Иоффе с Капицей) от предложений правительства СССР начать создание атомной бомбы. В это время в США бомбу ещё не создали, и не понятно было этим «теоретикам», можно ли эту бомбу создать? Болтать на «научные темы» это одно, а отвечать за создание конкретного изделия - это другое. Посему до испытания атомной бомбы в США, все «выдающиеся физики СССР» доказывали, что создать атомную бомбу невозможно.
И только никому на тот момент не известный Курчатов взялся бомбу создать и отвечать за это.
Скорее всего, боялся таких работ, боялся задач практики и Понтрягин. Вот, к примеру, он вспоминает одну из решённых им теоретических проблем для целей практики.
«Как-то в Стекловский институт пришёл специалист по самолётам и сформулировал нам следующую интересную задачу. Он сказал: «Если один самолёт преследует другой, то лётчик обычно умеет это делать. Но нам хотелось бы иметь математическую теорию, описывающую преследование одного самолёта другим самолётом»». Понтрягин эту задачу решил теоретически, а вот получилось ли что-то на практике - и знать не хотел. Посему о практическом применении найденной им математической теории не пишет, а, может, ничего об этом и не знает. И мы сами должны об этом догадаться. Догадаться, исходя из того, что четыре ордена Ленина и орден Октябрьской революции с Ленинской и Государственной премиями за что-то же ему были даны.
А может он не пишет из скромности? Нет. В 1970 году Понтрягин читал лекцию в Ницце во Франции как раз о решении этой задачи. Сам он об этом пишет:
«Говорят, что на моём докладе присутствовало около пяти тысяч слушателей. Я был встречен аплодисментами. После доклада они также были. Формулы мне писал Гамкрелидзе. Он же переводил мне с английского на русский вопросы и те замечания, которые были сделаны по поводу доклада. Из них я запомнил только одно. Известный математик А. Гротендик заявил примерно следующее: «С математической точки зрения тематика доклада не вызывает сомнений, поскольку ею занимается математик такого масштаба, как Понтрягин. Но с этической — она сомнительна, так как является милитаристской. Речь идёт о преследовании одного самолёта другим». Я ответил, что мои математические результаты не дают возможности изучить процесс преследования одного самолёта другим, поскольку уравнения движения самолёта слишком сложны. Я ограничиваюсь лишь линейным случаем. Пример с самолётами служит мне лишь для того, чтобы выявить игровой характер задачи. Вместо того, чтобы говорить о двух самолётах, я с тем же успехом мог бы говорить о собаке и убегающем от неё кролике».
Поэтому, когда говорят, что благодаря Понтрягину мы полетели в космос, то это не так. Мы полетели благодаря другим людям, а Понтрягин, не спеша и развлекаясь, разработал математические теории, которые удавалось применить к расчёту тех или иных проблем освоения космоса. Если в стране нет культурного математика, то, разумеется, сойдёт и такой, который ограничится примерами с кроликами.
Но ведь низкая культура ограничивает качество жизни самого человека. Самого интеллигента. Да, но интеллигент этого не понимает как раз именно в силу собственной низкой культуры. И из воспоминаний Понтрягина это хорошо видно.
Над народом
И ещё одна сторона проблемы. Как я понимаю, российские интеллигенты, пресмыкаясь перед любым начальством и теми, от кого можно получить блага, считали (и считают) себя некой высшей кастой, некими брахманами России, которым изначально нет дела до того, чем занимаются низшие касты (остальные граждане страны) и как им живётся. Весь народ должен обеспечивать хорошую жизнь только им, интеллигентам.
К примеру, Понтрягин (1908 года рождения), уже вполне сознательно, прожил всю историю СССР - от его рождения Советской России и практически до гибели Советского Союза. Но у него в воспоминаниях практически ничего нет об СССР. Если что-то и проскакивает, то в связи с описанием им чего-то личного.
Очень много написано, к примеру, о том, как и где он отдыхал - это он всё прекрасно помнит во всех деталях, описан выбор арендуемых дач, замена дач одну на другую, дефекты дачных зданий. Он подробно пишет о климате дачной местности, об особенностях регулярного отдыха на море и в Подмосковье. Об удобстве и неудобстве гостиниц, в которых Понтрягин жил при поездках за рубеж, о сделанных покупках и т.д. т.п. Это всё есть и всё это достаточно интересно. Простите за непомерную длину цитат, но вот только немного о том, что написал Понтрягин о своей квартире.
«Избрание меня членом-корреспондентом АН СССР сразу же сказалось реально на моей жизни. Я получил от Академии наук новую квартиру, в которой живу и до сих пор. Она и сейчас кажется мне хорошей, но имеет один серьёзный недостаток: находится в месте, где плохой воздух, дом стоит на Ленинском проспекте, в таком месте, где огромное автомобильное движение. А рядом находится большой завод. До этого мы с матерью жили в той самой квартире, которую занимали, когда я был ещё совсем маленьким ребёнком: небольшая трёхкомнатная квартира, в которой мы всегда занимали только две комнаты. До революции третья комната сдавалась студентам, а после революции в неё вселяли различных лиц без нашего согласия. С некоторыми из них были отношения вполне приличные, а с другими — очень скандальные. С последней соседкой мать почти что дралась — мы вынуждены были запираться изнутри в наших комнатах, чтобы она не проникла к нам.
Я очень старался добыть другую квартиру, но мне это никак не удавалось.
И вот летом 1939 года, когда мы были с матерью в санатории, до меня дошли слухи, что Академия наук предоставляет мне квартиру. Когда мы вернулись, я был приглашён в жилищный отдел Академии наук, и там мне сообщили, что они могут предложить мне квартиру площадью в 90 квадратных метров. И спросили, устраивает ли это меня. Я был потрясён огромным размером квартиры, но сказал, что устраивает.
Дом был ещё не достроен, и квартира не готова, но она уже предназначалась для меня. Мы осмотрели её и были в полном восхищении.
Осенью 1939 года началась вторая мировая война, и всё стало неустойчивым и шатким. Распространились слухи, что на дом претендует военное ведомство, однако в самом конце 1939 года мы перебрались в эту новую квартиру. Первые дни жизни в ней были какими-то грустными и тоскливыми, настолько, что я часто выходил на лестницу, чтобы хоть кого-нибудь встретить. Постепенно я всё больше привыкал к новому месту и, в конце концов, привык.
Такого движения, как сейчас, на Ленинском проспекте тогда не было и воздух был хороший. Получение новой квартиры я и сейчас считаю одним из важнейших событий моей жизни. В последние годы мы с женой усердно занимались благоустройством её. Одним из важнейших мероприятий была ликвидация шума, идущего в окна, выходящие на Ленинский проспект. А на него выходят все основные комнаты. Шум удалось ликвидировать, вставив толстые стёкла с хорошими прокладками. Окна, выходящие на Ленинский проспект, оказались герметически закупоренными. Зато они не пропускают никакого шума, а стены у дома толстые, и шум через них также не проникает. Пришлось построить вентиляцию, подающую воздух со двора. Это было грандиозное мероприятие. По большим комнатам были разведены трубы, а в ванной, выходящей на двор, установлен индустриальный центробежный вентилятор, накачивающий воздух в комнаты.
Была также существенным образом переоборудована кухня. Дело в том, что в ней очень неудобно расположены основные объекты: плита и раковина. Таким образом, что хозяйке приходится всё время вертеться с одной стороны на другую. При своих поездках в Америку мы узнали, как устроены там кухни. Они устроены очень целесообразно и удобно для работы. Сделан как бы конвейер, ведущий от плиты через стол к раковине и затем к посуде. Таким образом, хозяйка, находясь почти на одном и том же месте, может совершать всю работу. Я считаю, что бытовая техника очень помогает жить. В связи с этим я приобрёл в Америке машину для мытья посуды. К сожалению, она оказалась неэффективной, поэтому мы ею не пользуемся. Но приобретённая за границей стиральная машина оказалась хороша. Полностью автоматизированная, она выполняет большую работу по стирке белья. Так что проблема эта у нас решена. Кроме того, я приобрёл хорошие машины для обработки пищи: соковыжималку, кофемолку. Всё это теперь играет важную роль в нашем быту.
Но все бытовые трудности были ничто перед той бедой, которая нависла перед моей страной. У нас в квартире не было радиотрансляционной сети, и мы ходили слушать сводки на улицу. Война шла плохо для нас, и у меня не было никакой уверенности, что она благополучно кончится.
Мечта о возвращении в Москву казалась мало реальной, хотя я бережно хранил ключи от квартиры и регулярно выплачивал за неё квартплату. Но были и такие, которые перестали посылать квартплату за свои московские квартиры. Их квартиры были конфискованы и заселены другими гражданами. Я не разделил этой участи. В мрачные минуты моя жена Тася злобно издевалась над моими мечтами о возвращении в Москву, над хранением ключей и посылкой квартплаты».
Да, это всё интересно читать, но…
Но в воспоминаниях Понтрягина практически ничего о том, что происходило в это время в СССР, - о том, к примеру, как он воспринимал индустриализацию как бы его Родины. Ничего нет о том, как он воспринимал революцию в области образования народа - взрывообразный числа рост школ и институтов и, соответственно, образованности народа. Ничего нет о том, как он, крестьянский внук, в детстве часто бывавший на родине своей матери, воспринял коллективизацию. Разумеется, нет ничего о голоде в Поволжье в 1921 году или на Украине в 30-х, нет ничего даже о том, как он воспринял выход СССР в космос, хотя его участие в этом, безусловно, было. Всё это выходит за круг интересов настоящего российского интеллигента.
Мало этого, Понтрягин пережил и Великую Отечественную войну, и пережил её как истинный интеллигент. Но об этом в окончании.
(окончание следует)
Ю.И. МУХИН
