(Воскресное чтение)
В чем тут дело
В своих работах по делократии я обязательно указывал, что единственной крупной организацией, внедряющей принципы делократии в систему своего управления, являются армии во время войны (в мирное время, они могут быть отчаянно забюрокрачены с низу до верха). По крайней мере, если эти армии не успевает разбить противник, то они эмпирически переводят систему управления войск в бою на делократические принципы.
Напомню, при бюрократическом способе управления, начальник подчиняет подчиненного себе, для чего берет лично себе право поощрять и наказывать подчиненного за успехи и неудачи. В результате подчиненный делает не то, что требует от него сделать порученное ему начальником дело (данное начальником задание), а то, что начальник ему скажет по поводу того, как порученное дело сделать. Подчиненный-бюрократ строит кувшинное рыло очень дисциплинированного человека, который без указания начальника и шагу не лишнего сделает, а работает только по данным начальником приказам и инструкциям.
При делократическом способе управления, начальник право наказывать и поощрять подчиненного перекладывает на дело, - строит систему поощрения и наказания подчиненного так, чтобы подчиненного поощряли и наказывали результаты исполнения им порученного дела. При делократической системе управления подчиненный не за ценными указаниями к начальнику бегает, а сам вынужден изучить задание (изучить свое дело) и творчески решить его так, чтобы по результатам решения, ему от задания поступила благодарность, а не наказание.
Но если подчиненному никакие начальники не указывают, как ему делать дело, то такой подчиненный становится тем, кого и называют единоначальником.
Так вот, в армии по боевым уставам подчиненному должна ставиться только задача – уничтожить противника. Это и есть дело подчиненного. А как же поощрения и наказания от начальства? Они есть, но значение имеют только в мирное время. А во время войны у подчиненных появляется еще и противник, который за ошибки в исполнении задачи наказывает очень сурово – смертью. Ведь противник недоволен тем, что его собираются уничтожать, и стремится сам уничтожить, в данном случае, подчиненного, получившего эту задачу.
Получается, что особенно сурово подчиненный наказывается за порученное начальником и плохо исполненное дело не начальником, а самим делом - противником. С другой стороны, если подчиненный хорошо уничтожит противника, то противник за это наградит его жизнью, то есть, и поощрит очень сильно. Вот и получается, что в бою внедряются принципы делократии – не начальник, а порученное подчиненному дело наказывает и поощряет подчиненных.
Именно поэтому, с одной стороны, воюющая армия как бы автоматически делократизируется, однако, с другой стороны, не все так просто. В бою противник наказывает смертью солдат и командиров в боевых порядках, но вышестоящие командиры непосредственно гибнут не часто, а их ответственность за поражения велика. Противник легко достанет командира взвода и накажет его за ошибки, но командира полка ему достать уже не просто. И это толкает начальников в армии к обюрокрачиванию в крайней степени – они стремятся получить у вышестоящего командования не общую задачу на бой, а конкретное указание, что им делать, скажем, атаковать. Получив такой приказ, бюрократы тупо приказывают уже своим подчиненным атаковать. Заставляют своих подчиненных исполнять это указание своего начальника, не смотря ни на какие потери вверенных им войск, – исполняют приказ начальника так, как это делают все бюрократы во всех отраслях деятельности.
Поэтому, обучать всех командиров делократическим способам управления нужно до войны, а не ждать, когда война подберет достойных, способных быть единоначальниками офицеров и генералов, унеся в могилы огромное количество солдат, погибших от бюрократической тупости генералов и офицеров мирного времени.
Единственной известной мне армией, которая осмысленно вводила делократические принципы и готовила свой командный состав на основе этих принципов, была, к сожалению, не Красная Армия, а противостоящая ей немецкая армия. А Красная Армия, усилиями перешедших из царской армии академических «военных специалистов» тупо внедряла бюрократические принципы управления, взятые из царской армии. И это тоже было источником силы немцев и слабости Красной Армии в начальный период войны. Поэтому во всех книгах по делократии, да и по истории войны, я приводил в пример доступную мне по этому вопросу соответствующую главку из труда немецкого генерал-майора Б. Мюллера-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии. 1933-1945».
Немецкие принципы
Однако пару недель назад мне передали выписки из Устава Вермахта «Вождение войск», к сожалению, без обратного адреса и без ссылки на источник. Такое впечатление, что перевод этого немецкого устава делался очень штатским переводчиком, скажем, он переводит как «задание» то, что в русской военной терминологии имеет установившееся, уставное понятие «задача». Кроме того, использует, скажем, понятие «всяких» там, где из смысла совершенно очевидно должно быть «веских». Проверка по Интернету ничего не дала – найти этот источник и полный текст документа не удалось, и это тоже подтолкнуло меня не ждать, пока у меня найдется время для очередной книги по военной теме, а на сайте опубликовать и обсудить эти несколько делократических статей немецкого устава.
Но сначала я, пожалуй, снова дам разъяснение проблем управления войсками, сделанное помянутым Мюллером-Гиллебрандом.
«То обстоятельство, что нашей воле противостоит независимая и часто трудно распознаваемая воля противника, создаёт в войне атмосферу неопределённости и является причиной постоянного изменения обстановки. Различные трудности, возникающие при реализации принятого решения, и не в последнюю очередь огневое воздействие противника, ещё больше усиливают неопределённость, мешая точно предвидеть ход борьбы. Как бы тщательно ни продумывалось использование всех средств с целью выяснения действительной обстановки, определения замысла противника и осуществимости собственного решения, всегда будет оставаться сфера напряжённой неопределённости, которая должна восполняться способностями и усилиями командиров и подчинённых. Перед такого рода трудностями, не всегда поддающимися точному учёту и предвидению, стоит каждый военачальник, будь то командующий войсками какого-либо театра военных действий, командир батальона или командир самого мелкого боевого подразделения.
Командир каждой части, ведущей боевые действия, имеет своё собственное, постоянно меняющееся представление об обстановке, о замысле и возможностях противника и своих возможностях.
Основой действий командира остается принятое им решение, которое определяется боевой задачей и личными способностями данного командира. Задача формулируется в приказе. Чем выше по должности командир, получающий приказ, тем в течение большего времени приказ должен сохранять свою силу с момента его получения и тем большую свободу он должен предоставлять в выборе способа его выполнения, так как необходимо, чтобы принимаемые меры соответствовали постоянно изменяющейся обстановке. Речь идет, таким образом, о том, чтобы командир, отдающий приказ, заблаговременно и четко определил цель, которой он хочет достичь, и предоставил бы подчиненному возможно большую свободу действий при реализации этого решения. Не безвольное подчинение и следование букве приказа, в котором невозможно предусмотреть всех перипетий борьбы, а лишь инициативные действия командира, направленные на осуществление замысла вышестоящего начальника, в состоянии преодолеть громоздкость современной массовой армии и обеспечить использование ее с максимальной эффективностью.
Генерал-фельдмаршал граф Мольтке исходил именно из этого, отдавая свои классические лаконичные директивы армиям во время войн 1866 и 1870 гг. Но ему на собственном опыте пришлось убедиться в том, что практическое применение этого способа действий предполагает более основательную подготовку командиров всех степеней, чем она была в его время. Поэтому вся его многолетняя дальнейшая деятельность в мирное время и деятельность его преемников были посвящены этой подготовке, имевшей своей задачей:
а) добиться единого подхода к рассмотрению обстановки (оценка обстановки и принятие боевого решения) всеми командирами,
б) избегать всякого сковывающего схематизма в вопросах управления войсками в бою и
в) развивать у всех командиров самостоятельность мышления и действий.
В итоге сочетание свободы в осуществлении боевых задач, предоставляемой командиру-исполнителю, и личной инициативы последнего стало особой отличительной чертой и фактором силы прусско-немецкой армии. Чрезмерное увлечение той или иной стороной, имевшее иногда место, не меняло существа дела. Чем с большей эффективностью велось обучение и воспитание командного состава в этом направлении, тем с большей уверенностью, быстротой и гибкостью войска могли выполнять свои боевые задачи. Кроме того, это позволяло командованию учитывать в своих расчетах смелость действий как дополнительный фактор и реализовать скрытые потенциальные возможности, которые таятся в любой обстановке, но которые редко удается своевременно распознать и использовать в своих целях. И, наконец, тем большей была возможность поставить противника в зависимость от своей воли, то есть, другими словами, обеспечить за собой наряду с материальными факторами силы возможно больше других предпосылок для достижения успеха.
Принцип единоначалия в управлении войсками, не допускавший побочных путей отдачи приказов и приказаний, а также свобода принятия решений давали общевойсковому командиру возможность уверенно проводить свое решение в жизнь. В сухопутной армии в отличие от высших органов ОКБ этот принцип неограниченной командной власти проводился, как и прежде, с достаточной последовательностью.
Из поколения в поколение (и, в частности, после 1918 г. и после 1935 г. уже в новой сухопутной армии) в процессе практической учебы велась систематическая работа по усовершенствованию и внедрению описанных принципов управления войсками в их гармоничном взаимодействии друг с другом. Эта работа принесла свои плоды в кампаниях 1939 и 1940 гг., а также в операциях 1941 г. на Балканах и в Северной Африке. Она же явилась одной из предпосылок того, что сухопутная армия смогла начать свой роковой поход против Советского Союза, имея недосягаемый для того времени уровень боевого мастерства, обладая большим опытом и уверенностью в своих силах. Ее руководство также с уверенностью начало эту войну, несмотря на то, что противник имел огромное численное превосходство".
Насчёт огромного численного превосходства – это немцы себе льстят, чтобы как-то оправдать своё итоговое поражение от войск Красной Армии. Но куда денешься от фактов – ведь немцы все же нанесли нам тяжелейшие потери и, утверждаю, в первую очередь потому, что их средний офицер был лучше нашего, а лучше он был в первую очередь потому, что его лучше учили и готовили. Сравните: немцы учили своих офицеров «избегать всякого сковывающего схематизма», а русская Академия Генштаба, по словам учившегося в ней генерала Мартынова, «вместо практических деятелей …воспитывает доктринеров». Немцы сто лет воспитывали в своих офицерах «самостоятельность мышления и действия», а у нас «инициатива безжалостно подавляется в академии».
Полная свобода творчества
Итак, делократизации управления касается статья 37 немецкого устава «Вождение войск», хотя, само собой, термин «делократия» немцам не был известен и они его не используют. Они используют в данном случае тождественное понятие «единоначалие» и хорошо видно, как они законодательными мерами устанавливают права единоначальника и, одновременно, не дают этими правами злоупотреблять.
«Статья 37. Из задания и обстановки вытекает решение. Если задание, как основа для действий, оказывается уже недостаточным, или если ход событий уже его обогнал, то решение должно учитывать эти обстоятельства. Кто изменяет или не выполняет порученное ему задание, тот обязан донести об этом, взяв ответственность за последствия единственно на себя. Постоянно следует ориентировать свои действия в рамках целого».
Остановимся на этой мысли, которая и в последующих статьях устава будет повторяться.
Исполнить задачу, поставленную начальником, для немецкого офицера-единоначальника было мало! Немецкому офицеру разрешалось и вменялось в обязанность думать за своего начальника и решать ту же задачу, что и начальник («Постоянно следует ориентировать свои действия в рамках целого»), причем, решать ее не тем способом, который начальник задумал, то есть, немецкому офицеру разрешалось нарушать приказ в части данной в приказе задачи. Как видите, немецкому офицеру запрещалось тупить даже в творческом процессе решения той задачи, которую ему дали для творческого решения! Естественно, что риск неудачи от поправления начальника, он обязан был взять на себя. Естественно, и слава от победы была его.
Но, повторю, чтобы действовать таким образом, подчиненный в немецкой армии обязан был ясно представлять себе замысел своего командира. Это общее требование далее в статье 37 подчеркивается: «Решение должно направлять все силы к ясной цели».
Однако немцы понимают, что в приступе трусости или нерешительности, подчиненный может метаться, меняя свои решения, а потом объяснять эти метания благими побуждениями исправления задачи начальника. Посему статья 37 продолжает: «Основой его (решения) является сильная воля начальника. На сильнейшего волей часто выпадает успех. От однажды принятого решения не следует отступать без всяких (веских) оснований».
Одновременно устав понимает, что и тупость, с которой решение может проводиться в жизнь, не взирая на потери, вредна, и предыдущая мысль смягчается: «Но в переменчивых условиях войны упорное отстаивание решения может явиться ошибочным. Своевременное выяснение обстоятельств и момента, требующих принятия нового решения, составляет существо искусства вождения. Старший начальник должен предоставлять подчиненным ему начальникам свободу действий, поскольку (если) последняя не угрожает осуществлению его намерений».
И тут же статья 37 заботится и о том, чтобы начальник не переложил свою ответственность на подчиненного, типа: «Я ему задачу дал, а он ее не выполнил». Устав требует: «Но во всяком случае он (старший начальник) не должен передоверять им (подчиненным) то решение, за которое он лично является ответственным». То есть, подчиненный имеет право изменить поставленную ему начальником задачу самостоятельно, но начальник не имеет права поручать подчиненному, самому ставить себе ту задачу, которую ему обязан поставить начальник.
Если смотреть на эту статью немецкого устава с позиций не армии, а экономики, то генерал или офицер немецкой армии ставился в положение частного предпринимателя, правда, действующего в общей системе Госплана. Такой предприниматель (если бы где-то имелась такая структура Госплана с предпринимателями) имел бы полную свободу действий на выделенном ему участке рынка, но он одновременно был бы защищен от неудач оказанием ему помощи вышестоящим начальником (гипотетическим Госпланом).
Таким идеальным, с точки зрения данного положения устава, немецким полководцем, как бы, свободным предпринимателем, был будущий фельдмаршал Манштейн, который с авантюрной наглостью брался за решение задач, бывших ему не по силам, в уверенности, что вышестоящее командование ему поможет в случае неудачи. И действительно, до определенного времени ему помогали – под Сольцами дивизией СС, в Крыму воздушным флотом. Авантюры Манштейна удавались ему почти полтора года – до Сталинграда.
Работа командира
Далее следует остановиться на пунктах устава, говорящих о содержании работы командира над приказом. Понятно, что работа любого человека заключается в оценке обстановки, принятии решения и собственно действии. Понятно, что и наиболее ответственной частью работы (рискованной по тяжести ошибок) является принятие решения. Повторю, работа во всех областях деятельности состоит из этих этапов, тем не менее, немецкая военная мысль сочла нужным остановиться на этом.
«Статья 59. Каждому решению предшествует оценка обстановки. Последняя требует быстроты умственной работы, простых и последовательных заключений и умения отделять важное от второстепенного.
Статья 60. Основой решения является имеющееся задание, из которого и следует исходить: надо выяснить, что задание предписывает и как оно может быть выполнено.
Основой определения вероятных действий противника может служить также характеристика командования противника и его войск, в особенности при наличии опыта имевших уже место боев».
Обращаю внимание на обязательное требование простоты заключений, их последовательности и запрет на второстепенные детали. Если говорить о сути этих пунктов, то немецкому офицеру запрещалось умничать! Говори только по делу!
В качестве антипримера, дам оценку обстановки, которую предпослал президент Медведев своей «Национальной стратегии противодействия коррупции и Национальному плану противодействия коррупции на 2010–2011 годы».
«I. Общие положения
1. Во исполнение Национального плана противодействия коррупции, утвержденного Президентом Российской Федерации 31 июля 2008г. №Пр-1568, в России создана законодательная база противодействия коррупции, приняты соответствующие организационные меры по предупреждению коррупции и активизирована деятельность правоохранительных органов по борьбе с ней.
Однако, несмотря на предпринимаемые государством и обществом меры, коррупция по-прежнему серьезно затрудняет нормальное функционирование всех общественных механизмов, препятствует проведению социальных преобразований и модернизации национальной экономики, вызывает в российском обществе серьезную тревогу и недоверие к государственным институтам, создает негативный имидж России на международной арене и правомерно рассматривается как одна из угроз безопасности Российской Федерации.
2. Анализ работы государственных и общественных институтов по исполнению Федерального закона от 25 декабря 2008г. №273-ФЗ «О противодействии коррупции» и Национального плана противодействия коррупции, утвержденного Президентом Российской Федерации 31 июля 2008г. №Пр-1568, свидетельствует о необходимости принятия Национальной стратегии противодействия коррупции, представляющей собой постоянно совершенствуемую систему мер организационного, экономического, правового, информационного и кадрового характера, учитывающей федеративное устройство Российской Федерации, охватывающей федеральный, региональный и муниципальный уровни, направленной на устранение коренных причин коррупции в обществе и последовательно реализуемой федеральными органами государственной власти, иными государственными органами, органами государственной власти субъектов Российской Федерации, органами местного самоуправления, институтами гражданского общества, организациями и физическими лицами.
3. Национальная стратегия противодействия коррупции разработана:
а) исходя из анализа ситуации, связанной с различными проявлениями коррупции в Российской Федерации;
б) на основании общей оценки эффективности существующей системы мер по противодействию коррупции;
в) с учетом мер по предупреждению коррупции и по борьбе с ней, предусмотренных Конвенцией Организации Объединенных Наций против коррупции, Конвенцией об уголовной ответственности за коррупцию и другими международными правовыми документами по противодействию коррупции, участником которых является Российская Федерация.
4. Меры по реализации Национальной стратегии противодействия коррупции, отражаемые в правовых актах Российской Федерации, в национальном плане противодействия коррупции на соответствующий период, в планах федеральных органов исполнительной власти, иных государственных органов, субъектов Российской Федерации и муниципальных образований по противодействию коррупции, должны соответствовать общепризнанным принципам и нормам международного права в области основных прав и свобод человека и гражданина, зафиксированным во Всеобщей декларации прав человека и в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах».
Что в этом бла-бла-бла соответствует немецким стандартам оценки обстановки? Если бы речь шла о том, что «у нас с Путиным есть традиция: мы раз в два года подписываем бумагу по борьбе с коррупцией», то тогда да, тогда тут одно простенькое дельце подписания очередной бумажки вытекает из другого. Но если речь идет о реальной борьбе, то как неисполнению одного плана можно помочь бумагой по более грандиозному (стратегическому) исполнению неисполняемого плана? И кому нужны эти бла-бла-бла про международные конвенции и права человека? Коррупция уже стала правом человека?
Но продолжим читать немецкий устав.
«Статья.63. Определенное решение должно являться логическим выводом из всех соображений».
Указав на это, устав тут же предупреждает, что нельзя обольщаться мыслью, что ты все учел.
«Решения сторон не всегда будут отвечать действительному состоянию противника. В таком случае большие шансы на успех получит та сторона, которая быстрее и искуснее использует дальнейшее выяснение обстановки, не отрываясь от однажды принятого решения, если это не вызывается необходимостью».
Далее статья 63 подробно объясняет требования к собственно действию командира – к его приказу.
Приказ
«Приказ приводит решение в действие.
Ясный порядок подчинения является существенной предпосылкой для бесперебойной совместной работы всех начальников, согласование может дать отказ».
Только нисходящая линия прямых единоначальников и никаких согласований ни с кем – ни с контролерами, ни с инспекциями. Это об этом положении устава выше написал Мюллер-Гиллебранд: «Принцип единоначалия в управлении войсками, не допускавший побочных путей отдачи приказов и приказаний, а также свобода принятия решений давали общевойсковому командиру возможность уверенно проводить свое решение в жизнь».
Расспросите любого еще работающего руководителя в России о том, сколько вокруг него контролеров и инспекторов, и как они «помогают» ему решить свои задачи, и вы ничего не услышите в ответ, кроме потоков сплошного мата. То, что сегодня считается системой государственного управления, ничего, кроме мата, не заслуживает, и уж, конечно, никак не напоминает немецкие армейские принципы управления.
Далее статья 63 устава требует.
«Приказ должен содержать все то, что необходимо знать подчиненному, чтобы он имел возможность самостоятельно выполнять полученное задание. В соответствии с этим приказ должен быть кратким и ясным, определенным и исчерпывающим, приспособленным к пониманию получателя и иногда к его характеру. Отдающий приказ должен представлять себя в положении получателя приказа.
Язык приказов должен быть прост и понятен. Исключающая всякое сомнение ясность важнее формы. Четкость не должна страдать из-за краткости.
Ничего не говорящие выражения и обороты не годятся, так как влекут к полумерам, высокопарные же выражения притупляют подчиненных».
Ну, как тут не повторить недавно цитированное мною детское воспоминание Артема Сергеева о том, чему Сталин учил его и своего сына Василия: ««Вы будете военными. А какой предмет для военного самый главный?» Мы наперебой отвечали: математика, физика, физкультура. Он нам: «Нет. Русский язык и литература. Ты должен сказать так, чтобы тебя поняли. Надо сказать коротко, часто в чрезвычайных условиях боя. И сам ты должен понять сказанное тебе. Военному выражаться надо ясно и на письме, и на бумаге. Во время войны будет много ситуаций, с которыми в жизни ты не сталкивался. Тебе надо принять решение. А если ты много читал, у тебя в памяти уже будут ответ и подсказка, как себя вести и что делать. Литература тебе подскажет»».
А теперь обратите внимание на то, как немецкая военная мысль относилась к святости приказа.
«Приказы должны обязывать на будущее лишь постольку, поскольку обстановка позволяет его (будущее) предвидеть. И все же часто потребуется отдача приказов вслепую.
Приказы в особенности должны воздерживаться от вхождения в детали, когда не исключается изменение обстановки прежде, чем будет приступлено к его выполнению. Это особенно необходимо иметь в виду в распоряжениях оперативного масштаба, тем более, когда приказ отдается на целый ряд дней вперед. В этом случае на первый план должен выступить основной замысел; особенно следует подчеркивать преследуемую цель. Надо дать основные указания для ведения предстоящих военных действий и отказаться от определения способов исполнения. Таким образом приказ перерастает в директиву».
При бюрократизме подчиненный требует, чтобы приказ был как можно более подробным, поскольку каждая подробность – это прямое указание начальника, что должен делать подчиненный, и подчиненный охотно и тупо будет это делать. А при делократизме, как видите, все наоборот – «воздерживаться от вхождения в детали», «отказаться от определения способов исполнения».
А теперь статья 63 о главном принципе командования, который уже поднимался в той статье устава, с которой мы начали.
«В целях сохранения в тайне замысла действий следует тщательно взвесить, в какой мере и кого можно о нем осведомить.
Чтобы обеспечить взаимодействие для достижения общей цели, в бою не следует бояться широко раскрывать свой замысел даже при действиях крупного масштаба. При вступлении в бой ни у какой инстанции не должно быть сомнения в том, к чему стремится начальник.
Поскольку допускают обстоятельства, начальнику лучше всего уяснить подчиненным свой замысел в устном обмене мнениями». И тут же следует запрет на попытку принимать решение голосованием: «Однако начальник не должен ставить себя в зависимость от подчиненных: принятие решения и приказ — дело его одного».
Разница
Обратите внимание: для творчества мало того, чтобы приказ был лаконичным и оставлял подчиненному максимум свободы для самостоятельного творчества. Ведь творить подчиненный может только тогда, когда понимает, что именно он обязан сотворить. А для этого ему обязательно нужно знать замысел своего командира. Насколько в этом немецкая армия сильно отличалась от Красной Армии образца 1941-42 годов, хорошо видно из такого, в свое время вычеркнутого цензурой отрывка из воспоминаний К.К. Рокоссовского.
«Сложность заключалась еще и в том, что мне была непонятна основная цель действий войск Западного фронта. Генералиссимус Суворов придерживался хорошего правила, согласно которому «каждый солдат должен знать свой маневр». И мне, командующему армией, хотелось тоже знать общую задачу фронта и место армии в этой операции. Такое желание — аксиома в военном деле. Не мог же я удовлетвориться преподнесенной мне комфронтом формулировкой задачи — «изматывать противника», осознавая и видя, что мы изматываем прежде всего себя. Это обстоятельство тревожило не только меня одного». И далее, описывая бои несколько месяцев спустя, снова об этом же: «Плохо было еще и то, что командование фронта почему то не всегда считало обязанностью посвящать командующего армией в свои замыслы, то есть не ставило в известность о том, какая роль отводится армии в данной операции во фронтовом масштабе. В данном случае это было так».
Конечно, командовал фронтом Жуков, полководец, мягко скажем, специфический. Такой, что и сам мог не понимать, что за приказ он отдает и зачем. Однако у него начальником штаба был В.Д. Соколовский, окончивший Высшие академические курсы еще в 1928 году, бывший заместителем начальника Генштаба до войны, теоретик, написавший после войны учебник «Военная стратегия». Он же мог сообщить командующим армиями о замысле фронтовой операции? Или тоже замыслов по разгрому противника под Москвой не имел и просто присоединялся к требованиям Жукова – наступать, наступать, всеми силами наступать!?
Ну, и для полноты картины я дам и статью 78 немецкого устава.
«Статья 78. Письменные приказы, направляющие действия различных частей к одной общей цели, рекомендуется расчленять по пунктам.
Впереди надо ставить важнейшее; все, что по смыслу должно быть вместе, следует укладывать в один пункт.
Для оперативных приказов рекомендуется приблизительно следующая последовательность:
Что из приведенного выше следует включить в оперативный приказ, зависит от данных конкретных условий.
Сведения о противнике должны выявлять, как понимает отдающий приказ положение противника.
Предположения и ожидания следует оговаривать. Обоснование мероприятий, указываемых приказом, включается лишь как исключение. Подробные наставления и поучения на различные возможные случаи — дело не приказа, а обучения.
Боевые приказы должны быть свободны от всякого шаблона. Смотря по обстоятельствам может быть уместным указание деления войск; однако, общевойсковой начальник со вступлением в бой обязан отдавать приказы по возможности каждому непосредственно подчиненному ему но боевому расписанию начальнику.
Обстоятельства решают, должен ли быть отдан боевой приказ письменно или устно, выльется ли он в форму отдельных приказов или общего приказа. Форма распоряжений должна гарантировать необходимое взаимодействие всех частей».
Наши мемуаристы, особенно во времена СССР горазды были утверждать, что немцы воевали по шаблону, а у реальных немцев видите, какое было отношение к шаблонам не только в бою, но даже при написании боевых документов?
Что в итоге?
В итоге получается, что немцы, начиная еще с середины позапрошлого века, начали совершенствовать управление своей армией, и это совершенствование привело к делократизации управления немецкими войсками. А это, в свою очередь, раскрыло (насколько это вообще возможно) творческий потенциал всей немецкой армии, что и предопределило превосходство немецкой армии над всеми армиями мира в начальный период Второй мировой войны.
Мне время от времени приходится сталкиваться с программами различных курсов и ВУЗов по подготовки менеджеров. Думаю, если бы обучающихся, в потоке преподаваемой им ненужной билиберды, ознакомили с немецким уставом по вождению войск и пояснили, почему начальники обязаны действовать только так, а не иначе, уже была бы какая-то польза и от этого обучения, и от этих «менеджеров». Но ведь из сонма наших профессоров и академиков никто не видит тождественности между управлением такой организацией, как армия, и управлением такими организациями, как фирма, отрасль или государство. Как и никто не видит, что при обучении менеджеров классическими хрестоматиями – произведениями, разъясняющими, к чему может привести управленческий идиотизм руководителей фирмы отрасли или государства, - являются произведение Н. Макиавелли «Государь» и произведение К. Победоносцева «Протоколы сионских мудрецов».
