Как я уже писал ранее, три первых очевидца «исторических» документов, подтверждающих вину советской власти в Катынском расстреле, описали их как совершенно различный набор, не похожий к тому же на опубликованный, причем это были отнюдь не пьяные дворники или забуревшие канцелярские крысы, а люди, занимавшие очень высокое общественное положение.
Вот как описал исторический миг обретения «правды» М.С. Горбачев:
Что касается других документов, относящихся к катынской трагедии, то я помню о двух папках, которые показывал мне Болдин еще накануне моего визита в Польшу. Но в них была документация, подтверждающая версию комиссии академика Бурденко. Это был набор разрозненных материалов, и все под ту версию. На подлинный документ, который прямо свидетельствовал бы об истинных виновниках катынской трагедии, мы вышли только в декабре 1991 года, по сути дела, за несколько дней до моей отставки с поста Президента СССР. Именно тогда работники архива через Ревенко — руководителя аппарата президента — добивались, чтобы я обязательно ознакомился с содержимым одной папки, хранившейся в особом архиве. Печатался проект моего последнего выступления в качестве президента. Этими и другими делами я был занят целиком.
Тем не менее Ревенко продолжал настаивать и вручил мне папку накануне встречи с Ельциным, в ходе которой было условлено передать ему дела. Я вскрыл папку, в ней оказалась записка Берии о польских военнослужащих и представителях других сословий польского общества, которых органы содержат в нескольких лагерях. Записка заканчивалась предложением о физическом уничтожении всех интернированных поляков. Эта последняя ее часть отчеркнута, а сверху написано синим карандашом Сталина: «Постановление Политбюро». И подписи: «За — Сталин, Молотов, Ворошилов..»
[...]
В папке находилась и другая бумага, написанная от руки и подписанная Шелепиным в бытность его председателем КГБ. В обращении на имя Хрущева он предлагал ликвидировать все документы, связанные с действиями НКВД по уничтожению польских военнослужащих, поскольку-де уже принята и утвердилась версия комиссии академика Бурденко.
М.С. Горбачев. Жизнь и реформы. Книга 2. Глава 32. Войцех Ярузельский — союзник и единомышленник, см. в интернете.
Стало быть, документы нарисовались не ранее декабря 1991 года. На той записке Берии, которую мы имеем счастье нынче исследовать, нет надписи синим карандашом Сталина «Постановление Политбюро», да и подписи идут в ином порядке: Сталин, Ворошилов, Молотов… Невозможно, согласитесь, предположить, что М.С. перепутал надпись «О.П. Вопрос НКВД СССР», под которой нет никаких подписей, с надписью «Постановление Политбюро», за которой идут подписи членов Политбюро во главе со Сталиным, ведь форму другого документа пакета, записку Шелепина, он описал точно. Горбачев видел шизофреническую версию письма Берии, несколько потом поправленную, ведь документы, переданные Ельцину в декабре 1991 г., необъяснимым образом задержались у него:
Обо всем этом я рассказывал польским журналистам в 1992 году после того, как уже почти под занавес процесса по делу КПСС в Конституционном суде РФ президентская команда вдруг сочла «своевременным» предъявить документ по Катыни суду и передать копию польской стороне, заявив, что этот документ Горбачев скрыл от поляков. Польские журналисты спрашивали: почему так долго этот документ лежал у Ельцина и почему я, встречаясь с Валенсой, не сказал ему, что такое свидетельство имеется? Но именно такой вопрос возникал у меня самого: почему Ельцин не использовал свою официальную встречу с Президентом Польши, чтобы передать ему документы, касающиеся трагедии в Катынском лесу? Ведь между нами была договоренность о том, что передача документа полякам — компетенция Президента России.
Там же.
А.Н. Яковлев, участник великой встречи по передаче «исторической правды» Ельцину, находившийся рядом с М.С. Горбачевым, описывает тем не менее совсем иные документы:
И вот в декабре 1991 года Горбачев в моем присутствии передал Ельцину пакет со всеми документами по Катыни. Когда конверт был вскрыт, там оказались записки Шелепина, Серова и материалы о расстреле польских военнослужащих и гражданских лиц, особенно из интеллигенции (более 22 тысяч человек). Михаил Сергеевич сидел с каменным лицом, как будто ничего и никогда не говорилось по этому поводу.
А.Н. Яковлев. Сумерки России.
См.: http://www.lebed.com/2005/art4364.htm
В пакете документов, который мы знаем, нет никакой записки Серова и никогда не было, а также нет и не было никаких «материалов» о «расстреле гражданских лиц, особенно из интеллигенции». Числа «более 22 тысяч человек» в известных нам документах тоже нет.
Третий очевидец, Д.А. Волкогонов, описывает уже новый набор все тех же документов и новый образ их появления:
На счету «ленинского Политбюро» под руководством Сталина множество преступлений. Но есть одно, которое особо выделяется своим изуверством, цинизмом и жестокостью. Речь идет о решении Политбюро от 5 марта 1940 года. Приведу в сокращении этот документ. У меня с ним связаны особые воспоминания, ибо именно мне и еще трем членам президентской комиссии удалось отыскать в залежах цековских сверхсекретных архивов этот потрясающий до ужаса документ. Приведу лишь часть его.
«1. Предложить НКВД СССР
1) дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек — бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков;
2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек — членов различных контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, чиновников и перебежчиков — рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.
II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения…» [ссылка: Протокол Политбюро от 5 марта 1940 г. № П13/144.]
Прочитав десятки страниц этого дела, хранившегося в «Особой папке» [сноска: «Особые папки» были только в архиве Политбюро. Я вынужден, в ряде случаев, пользоваться такими сносками потому, что пока эти документы еще не «фондированы», т.е. не зарегистрированы в обычном архивном порядке.] архива Политбюро, я действительно испытал потрясение. Это были даже не «военнопленные». Ведь Польша не вела с нами войну в 1939 году… Мысль спотыкалась на словах: к «высшей мере наказания»… Наказание — за что? «Ответы» Политбюро чудовищны по своей бессмыслице и жестокости.
Я не мистик, но почему-то бросились в глаза детали: протокол № 13 от 5 марта 1940 года. Ровно через 13 лет, именно 5 марта, не станет самого кровавого ленинца. Стенограммы обсуждения вопроса о расстреле поляков не существует. Вопрос решался устно, вербально. Но выдержку из постановления Политбюро я в книге привел. Стоит добавить, что, хотя советская сторона до конца пыталась скрыть злодеяния Сталина, Берия и других большевистских руководителей, с документами о расстреле поляков были знакомы все основные лидеры СССР. Например, Хрущев ознакомился с делом в марте 1959 года, Андропов — в апреле 1981 года. Были эти документы и у помощников Горбачева (в частности, у В.И.Болдина) в апреле 1989 года, видимо, для ознакомления генсека. И тем не менее все утверждали, что документов этих не существует..
Имеется около десятка различных постановлений Политбюро, начиная с 1971 года, направленных на то, как скрыть, закамуфлировать дикое преступление. К этому сокрытию причастны Брежнев, Андропов, Черненко, Громыко и другие партийные бонзы, в том числе и некоторые здравствующие поныне.
Добавлю, что личным решением Сталина осуществление чудовищной «миссии» по реализации решения Политбюро было возложено на Меркулова, Кобулова, Баштакова (начальника 1-го спецотдела НКВД СССР). Возможно, это одно из самых страшных решений высшей партийной коллегии.
Д. Волкогонов. Ленин. Книга II. Вожди. М., 1999.
Здесь видим откровенную ложь: в представленной нам худенькой папочке не было «десятков страниц», и никаких коварных постановлений Политбюро, направленных на сокрытие тайны, никто никогда не видел. Публичная ложь обычно, если лжет не мудрый отец народа в высших своих целях, представляет собой психические отклонения лгущего, например бредовую систему. Это очень нехорошо, особенно вкупе с убеждением, что особые папки не «фондированы», которое действительности не соответствует. Отсюда можно допустить, что Волкогонов причастен к фальсификации документов по Катынскому делу: как и не известный нам пока фальсификатор, Волкогонов ни малейшего представления не имел об особой папке и молол чушь: «особая папка» — это гриф вроде «совершенно секретно», а не тайное хранилище вне архива; все документы с грифом «особая папка» были, разумеется, «фондированы» в архиве ЦК, т.е. содержались в порядке, как и документы с грифом «совершенно секретно», и любые иные.
Как это ни поразительно, правдивость слов Волкогонова подтверждают некоторые прочие сторонники Ельцина:
В июле 1992 г. в Архиве Президента РФ тогдашний руководитель президентской администрации Ю.В. Петров, советник Президента Д.А. Волкогонов, главный архивист РФ Р.Г. Пихоя и директор архива А.В. Коротков просматривали его совершенно секретные материалы. 24 сентября они вскрыли «особый пакет № 1». Как рассказал Коротков, «документы оказались настолько серьезными, что их доложили Борису Николаевичу Ельцину. Реакция Президента была быстрой: он немедля распорядился, чтобы Рудольф Пихоя как главный государственный архивист России вылетел в Варшаву и передал эти потрясающие документы президенту Валенсе. Затем мы передали копии в Конституционный суд, Генеральную прокуратуру и общественности».
Когда Р.Г. Пихоя привез 14 октября 1992 г. в Варшаву документы из «пакета № 1» и старался там объяснить, почему они так долго были запрятаны в тайниках власти, он подчеркнул следующее: это было преступление политического характера...
Катынский синдром, гл. 6, см. ссылку выше.
Здесь вызывает подозрения и Коротков, который явно привирает, что «реакция президента была быстрой»: торопиться в данном случае было некуда — торопиться мог лишь фальсификатор, передать свою работу хозяину, полякам, да и Борис Николаевич «быстрыми реакциями» вообще не отличался — мог проспать даже важнейшее международное мероприятие.
Если вы вдруг решили уже, что Михаил Сергеевич способен был на бесчестный поступок, то поспешу вас успокоить: его слова подтверждаются пакетом, в котором находились фальсифицированные документы, см. документы, включая пакет [http://www.dm-dobrov.ru/history/katyn/katyn-2.html#_ftn1].
На «пакете № 1» стоит печать «для пакетов» аппарата президента СССР и дата 24 декабря 1991, т.е. за день до отставки Горбачева, причем нынешние опубликованные документы на пакете перечислены точно.
Спрашивается, каким же образом одновременно возможны две совершенно разные версии происхождения очень неопределенного набора документов по Катынскому делу, причем обе подтвержденные в той или иной степени? Нормально ли это? Не отдает ли психическим заболеванием по имени шизофрения? Может быть, забуревшие крысы канцелярские немного перестарались? Нет?
Объяснение случившемуся я могу предложить. Вероятно, Борис Николаевич был в конце 1991 года очень сильно загружен работой, поэтому полученную от Михаила Сергеевича папочку с фальшивыми документами он куда-то сунул, даже не просмотрев, и забыл о ней навсегда. Ну, что тут делать? Канцелярские сварганили документы снова и доложили Борису Николаевичу о находке уже «в архивах» самим Волкогоновым… На сей раз, впрочем, документы в руки Борису Николаевичу не дали из-за его загруженности работой, а сразу с его согласия отправили в Польшу, откуда, вероятно, грязные эти делишки и оплачены были.
Даже при весьма критическом отношении к Ельцину с учетом его главного недостатка, пьянства даже в патологической форме, я не могу допустить, что он намеренно пошел на государственный подлог в пользу Польши с целью обеспечить полякам контрибуцию с России. Я не верю, что он был на это способен. Это немыслимо вообще и в частности даже унизительно — шпионаж в пользу Польши, причем за любые деньги. Не верю я и в то, что на это мог пойти Горбачев или, положим, Яковлев.
Ельцина очень многие справедливо критиковали, справедливо ругали и даже справедливо материли, но все же, хотя бы и отматерив его хорошенько, каждый вынужден будет признать: совесть-то у него была. При всех своих недостатках он нашел в себе силы уйти от власти сам и даже публично извинился перед всеми, перед народом. Негодяй бы так никогда не поступил — даже бы и в голову не пришло.
Посмотрим теперь на представленные «документы», фальсифицированные неким шизофреником. Письмо Берии Сталину за № 794/Б, где содержится предложение расстрелять поляков, снабжено фальшивыми подписями членов Политбюро. Что любопытно, при первом же взгляде на подписи сразу же в глаза кидается, что все они последовательно нанесены одним человеком:
Отметим по пунктам признаки того, что этот текст создан одним человеком, который просто менял почерк под каждую подпись, но общие свойства своего почерка неосознанно сохранил, рефлексно:
- Почти весь текст выполнен с единым наклоном, что очень хорошо видно по нанесенной сетке. Даже буква И в слове «Сталин» имеет тот же наклон, хотя остальные буквы в том же слове гораздо сильнее наклонены вправо.
- Почти весь текст выполнен с единым межстрочным интервалом, только на последней подписи (Микояна) фальсификатор почувствовал, что получается очень уж ровно, и решил немного иначе направить подпись, но тоже неосознанно уложился в межстрочный интервал. На рисунке показано, как сломалась подпись Микояна, изменила направление в результате неосознанных усилий фальсификатора направить ее вниз, вразрез с предыдущими. Несмотря на его усилия, наклон букв в подписи Микояна остался тем же, что и выше.
- Весь текст выполнен с единым отступом от условного левого края, определенного первой подписью. Текст четко выровнен по линии, так как каждый раз фальсификатор неосознанно делал один и тот же отступ.
- Во всем тексте вертикальный штрих заметно сильнее, выполнен с нажимом. Исключение составляет только перекладина буквы Т в первой подписи и подчеркивание этой подписи.
- Размеры строчных букв во всех подписях очень близки, несмотря даже на усилия фальсификатора.
- Подписи Ворошилова и Микояна, соответственно вторая и четвертая сверху, выполнены с единообразным окончанием — буквой В с падающим завитком. И это несмотря на то, что фамилия Микоян кончается буквой Н. Разумеется, Микоян не мог написать свою фамилию неправильно.
- Буква М в подписях Молотова и Микояна, соответственно третей и четвертой сверху, выполнена единообразно — с нажимом на левом внутреннем ее плече и правом внешнем.
- Первая буква О в подписях Ворошилова и Молотова, соответственно второй и третьей сверху, выполнена единообразно — с разрывом вверху и одинаково исполненным соединительным завитком, что не соответствует ни действительной подписи Ворошилова, ни действительной подписи Молотова. Это почерк фальсификатора.
Да, с точки зрения обывательской подписи сделаны неплохо, «похоже», но с точки зрения почерковедения это полный абсурд: человек, имевший хотя бы малейшее представление об исследованиях почерка, этакую чушь никогда бы не спорол. Можно заключить совершенно точно, со стопроцентной уверенностью, что ни единый профессионал, например из спецслужб, знающий, как подделать подпись, к этой шизофренической бумажонке не причастен.
Рассмотрим теперь подписи по одной, сравнивая их с подлинными. Начнем с первой — подписи Сталина.
На рисунке фальшивая подпись Сталина — из разбираемого пакета документов — находится внизу. Отметим различия ее с подлинными по пунктам.
- Букву Т Сталин в своей фамилии никогда не писал так, как она написана в фальшивой подписи — с отрывом карандаша от бумаги. Везде букву Т Сталин писал не отрывая карандаша от бумаги, иногда лишь с ослабленным нажимом.
- У фальсификатора совсем не вышла буква И перед словом «Сталин»: она не читается, написана, как строчная буква П, хотя у Сталина даже в страшных каракулях, на третьем снизу автографе, ее можно принять за И. Обычно у Сталина есть хоть небольшой хвостик у правого плеча данной буквы или хотя бы небольшое отклонение правого плеча вправо от оси буквы, как на двух верхних рисунках. Вообще говоря, у Сталина есть то или иное графическое завершение буквы И перед фамилией, а у фальсификатора нет на него даже намека.
- В действительной подписи Сталина всегда стоит точка после буквы И, расположенной перед фамилией, а у фальсификатора этой точки нет.
- Совсем не получилось у фальсификатора слово «Сталин»: посмотрите, какие резкие угловатые буквы в фальшивой подписи; ничего подобного в действительных автографах Сталина нет. Особенно неуклюже вышло у фальсификатора сочетание «лин» — с разным наклоном букв: у Л и Н один наклон, а у И другой, см. рисунок всего текста выше.
- Слово «За» написано прямо в строку или почти прямо, см. рис. под данным абзацем, а дальнейшее неуклюже падает вниз, причем наклон букв после черты точно соответствует наклону черты, см. рисунок всего текста выше, т.е. в зависимости от черты изменился наклон букв. Иначе говоря, не писавший вел подпись, а она его. У Сталина черта не гармонирует с подписью, не образует со словами нечто целое, а напротив — разделяет их, очень четко или не столь четко, но разделяет, в том числе выделяясь размером своим. А на фальшивой подписи высота разделительной черты лишь немного больше высоты заглавной буквы в слове «Сталин» и приблизительно равна высоте сочетания «Ст», т.е. разделения нет — есть продолжение черты. Эта неуклюжесть следствие неотработанного написания сложной фигуры «За/И. Сталин».
- Стоит еще заметить, что Сталин расписывался скупо: часто стоит даже неполная подпись — «И. Ст.», причем подчеркивал он свою подпись редко, только в том случае, если писал в строку: «Утвердить. Ст.», т.е. подчеркивал-то не подпись, а вывод, ключевое слово резолюции, которое в разбираемом автографе уже подчеркнуто чертой, следующей за словом «За». Фальсификатор подчеркнул подпись для отвлечения внимания, переноса акцента, так как подделка вышла из рук вон плохо — совсем не похоже на подпись Сталина.
Посмотрим теперь на следующую по порядку подпись — Ворошилова.
Читать полностью на странице автора
