Образцовые интеллигенты
Строго говоря, очень трудно идентифицировать русского интеллигента, даже как отдельного представителя русского народа – как какого-то малоросса или белоруса. Интеллигент держится отдельно от русских не только физически, но и морально, он скорее всего подсознательно (сам не замечая этого) держится отдельно от судьбы и проблем русского народа – ему плевать на эти проблемы и судьбу. Для интеллигента народ – это всего лишь то, о чём интеллигент должен балоболить время от времени, чтобы показать, что он «тоже русский», а народ его обязан кормить и уважать за это балабольство.
Вот прочитал дневники за 1941 год не хухры-мухры, а образцового русского интеллигента, академика Владимира Ивановича. Вернадского. Он из потомственных дворян, при царе член партии конституционных демократов («кадетов»). После свержения царя – министр Временного правительства. После свержения Временного правительства большевиками – уехал на Украину и стал там президентом петлюровской Академии наук. После установления большевиками советской власти на Украине уехал в Крым к Врангелю и к служившему у Врангеля сыну. После того, как большевики взяли Крым, и сын Вернадского, Николай, удрал вместе с Врангелем сначала в Турцию, а потом в США, став там американцем, Вернадский вернулся в Петроград, а затем в Москву, где и стал академиком теперь уже Академии Наук СССР. Это к вопросу о том, как большевики жестоко преследовали интеллигенцию.
И вот настало преддверие войны с фашистcкой Европой под управлением Германии, советский народ и его правительство лихорадочно готовятся к отражению нападения врага, а интеллигенция, понятное дело, была занята любимым делом – балабольством о том, за что она не отвечает, и в, первую очередь, сплетнями типа: «1 февраля 1941. В связи с упорными толками о безнадежном положении Сталина (рак?) и расколе среди коммунистов (евреи – английской ориентации, Молотов немецкой?) – перед XIX съездом Коммунистической Партии…», – и т.д. и т.п.
Вернадский, отдадим ему в этом должное, ничего хорошего собственно от немцев не ожидает – не хочет иметь их хозяевами, – тем не менее, даже он связывает с войной радужные надежды: «В объяснениях военных, с которыми им приходится говорить, выясняется, что нам придется воевать с победителем в идущей войне. Я это считаю правильным, и война, как бы к ней ни подходить, поставит вопрос о социальном сдвиге, который так или иначе может привести к революционному насильственному – социальному перевороту – «левому» – в пользу народных масс». И в понимании Вернадского эти надежды реальны, поскольку в его окружении: Большинство думает, что мы и наша армия не можем бороться с немецкой армией». Это к вопросу о том, кто составлял «пятую колонну» в СССР. Кто считал, что нужно срочно прогибаться перед немцами, поскольку они всё равно победят.
Невольно возникает вопрос – а чего Вернадскому не хватало при Советской власти? Время от времени в дневнике как бы проскакивает и объяснение: «Невольно мысль направляется к необходимости свободы мысли как основной ‹составляющей›, равноценной основной структуре социального строя, в котором личность не является распорядителем орудий производства. Равенство всех без этого невозможно. Но оно и невозможно без свободы мысли. Наш строй это ярко показывает, когда мильоны людей превращены – «на время» – в заключенных: своего рода рабство».
И вот этот вой о «свободе» и «рабах» идёт рефреном через весь дневник, но ни слова нет о том, что Вернадскому кто-то мешает или не даёт думать, или ограничивает его свободу мыслить! Ну, вот, к примеру, снова: «Но непрочно то, что может существовать только при росте научной мысли, когда эта мысль не имеет свободы проявления и развития». И опять ни слова о том, кто и когда запрещал ему заниматься наукой! Причём, какой «научной мыслью» заниматься за деньги народа, выбирал сам Вернадский.
Вернадский был специалист в области минералогии, но судя по дневникам, не имел ни малейших сомнений в том, что он прекрасно разбирается во всех государственных вопросах. Вот он «насквозь видит ошибки» власти русских: «полная неудача снабжения населения нужными предметами потребления после 24 лет Советской власти – то есть неправильная организация – дорогая и приводящая к голоду и бедности – торговли». По Вернадскому, как видите, товаров в СССР было хоть завались, только советская власть торговать не умела! Академик-с! Гений экономики! И по мнению Вернадского, в этом нет вины интеллигенции – Вернадский не пишет: «К сожалению, нам, самым умным представителям русского народа, не удалось организовать торговлю и снабдить народ продуктами и товарами», – нет. Вернадский-то уверен, что он всё может организовать, но зачем ему это, если он не русский и это не его государство?
Причём: «Я думаю, что в конце концов немцы не справятся с нами – но фикция революционности, которая у нас существует, где две жандармские армии и мильоны каторжников (в том числе цвет нации), не может дать устойчивости», – и т.д. и т.п. Но если «цвет нации» на каторге, то почему же немцы не справятся с бесцветной нацией?
А потому не справятся, что во главе русских стоит интеллигент – Сталин. Во, как! И Вернадский о нём думает именно в русле этого тезиса: «И мне вспомнились высказывания И. П. Павлова – помню, несколько раз он возвращался к этой теме. Он определенно считал, что самые редкие и самые сложные структуры мозга – государственных людей Божьей милостью, если можно так выразиться – прирожденных политиков. Это выражение, вероятно, не его. И это, я думаю, верно. Особенно ясно для меня становится это, когда в радио слышится его, Сталина, речь: зычный и неприятный кавказский акцент. И при таких предпосылках такая власть над людьми и такое впечатление на людей».
Почему у Сталина такая власть над людьми, Вернадский даже и не пытается понять, но: «Основная линия верна: создание сознательное мощной военной силы, независимой от извне в своем вооружении, – примат в данном моменте этого создания в государственной жизни – правильная линия, взятая Сталиным». Или: «Вот тут нужно то спокойствие и государственный ум, который проявили Сталин – Молотов – Берия. Два грузина, один русский – но грузины русские по исторической культуре».
Причём, в том, что этот русский народ осчастливили указанные интеллигенты, у Вернадского сомнений нет: «Истребление ГПУ и партией своей интеллигенции – людей, которые делали революцию, превратив ее в своеобразное восстановление государственной мощи русского народа, – с огромным положительным результатом. Партия «обезлюделась», и многое в ее составе – загадка для будущего. Сталин, Молотов – и только. Остальное для наблюдателя – серое».
Ну и поскольку русская интеллигенция подарила русским аж двух интеллигентов – Сталина и Молотова, – то Вернадского («наблюдателя»), понятное дело личное участие в войне этих русских с немцами перестало касаться, и через три недели после начала войны, он строит планы выезда в эвакуацию и там: «Я приехал из Узкого, думал через день-два выехать в Томск. Решил взять много книг и работать над «Проблемами биогеохимии» и хронологией моей жизни – матерьялами для автобиографии».
Как видите, побалаболил интеллигент, и уже в этом его великая заслуга в победе советского народа над фашистским нашествием.
И до конца дневника в его тесте нет ни малейших попыток Вернадского хоть как-то помочь русским и победить в войне – ну хотя бы изучил минералогический состав земли в том районе, где он проживал в эвакуации – может какие-нибудь руды или глины к чему-то бы пригодились! Ноль! Только бытовые вопросы и вопросы оторванной от событий в стране «академической» науки.
И ведь точно такие же воспоминания о войне ещё одного образцового интеллигента, причём, даже не дворянина, а из рабочих, академика Л.С. Понтрягина, написанные им более чем через 40 лет после войны, когда он уж, казалось бы, должен был уметь критически относиться к тому, что пишет. Я о нём не так давно писал, напомню.
Если интересоваться историей своей Родины, то даже на удалении от лета 1941 года можно почувствовать боль советского человека от того, что вокруг уходят на фронт мужчины, с фронтов вести одна печальнее другой – немцы один за другим захватывают советские города и целые республики, в тыл потоком идут раненые и похоронки. Ожидаешь прочесть об этом и у Понтрягина, а вместо этого: «Первый месяц войны, проведённый в Москве, запомнился мне огромным количеством клубники, которое мы съели. Когда мы вернулись обратно в свою квартиру, вся она была усыпана хвостиками от клубники». Больше нечего было запомнить!
А война шла и шла, немцы были разгромлены под Москвой, а в воспоминаниях никакой радости от этой победы Красной Армии нет – об этой победе под Москвой у него вообще ничего нет, но зато есть, к примеру, подробное описание битвы с соседом по квартире в Казани за то, как топить общую для двух комнат печку. Такие бои и события интеллигент помнит и через 40 лет! И помнит потому, что ни в каких иных событиях войны он не участвовал даже мысленно.
В воспоминаниях Понтрягина и слова нет о победе советского народа под Сталинградом – ему это было не интересно, как и все последующие события войны. Нет, Понтрягин, безусловно, желал победы Красной Армии: «Мрачные мысли о том, что будет с нашей страной и со всеми нами, в случае если война будет проиграна, преследовали меня. Мне казалось, что советскую интеллигенцию в случае проигрыша войны может постичь та же самая участь, которая постигла русскую буржуазию и русскую интеллигенцию после Октябрьской революции: эмиграция или жалкое прозябание в собственной стране». Но, как видите, что будет с народом, Понтрягину было совершенно наплевать, речь шла только о себе, любимом, – о том, что немцы могут быть для российского интеллигента хуже, чем большевики.
Во всей главе «Война и эвакуация» помещены только рассказы Понтрягина о том, как они с женой и матерью добывали еду, как ссорились и разводили склоки, даже о том, как какали в условиях отключения водопровода. Но о том, что Понтрягин сделал для победы в войне, ничего нет. Я не могу утверждать, что он вообще ничего не сделал для этого, но, повторю, у него у самого просто ничего об этом нет.
Вот его собственный штрих к жизни и работе интеллигентов в эвакуации во время войны, в данном эпизоде – в 1942 году, во время решающей Сталинградской битвы.
«Как раз в это время, в ноябре, должна была состояться сессия Академии наук в Свердловске. Мы её нарекли обжорной сессией. На неё я поехал с женой. Было решено, что из Свердловска мы поедем прямо в Москву, не останавливаясь в Казани. Так и сделали. Сама поездка в Свердловск и пребывание в Свердловске были очень интересными.
…Не помню, в чём заключалась научная сторона Свердловской сессии. Основное впечатление осталось от того, что нас в Свердловске обильно и вкусно кормили. Я не мог съесть всего того, что имел право есть, опасаясь заболеть и потерять возможность есть. Я помню, что в тарелку гречневой каши я клал сто граммов сливочного масла. До пирожных я никогда не мог добраться, опасаясь переесть. …Уезжая из Свердловска, мы везли с собой пирожные и плюшки, которые передали на Казанском вокзале моей матери, проезжая через Казань».
Русские проливала реки крови в отчаянной решимости защитить свою независимость, страна оторвала от военных нужд транспорт и продовольствие, чтобы собрать этих учёных в Свердловске, а Понтрягин не помнит, чем они в Свердловске занимались. Кроме, естественно, того, что они вкусно жрали. Это он и спустя 40 лет прекрасно помнит.
Интеллигент!
И, повторю, что самое страшное, – именно эти интеллигенты заполнили литературу, кино и прессу, именно они формировали образ мыслей граждан СССР «по образу и подобию своему», особенно – в столицах. Вот к примеру, прочитав только начало этой работы и эпиграф, комментатор к ней гордостью сообщает:
««Пускай работает железная пила, не для работы меня мама родила...». – О! Напомнили! В студенческие годы это была у нас самая забойная песня! В каждом автобусе, везущем нас в колхоз (или из колхоза), в сельхозотряде по дороге к полю, и т.д. – всегда вот это вот пели. Громко и от души. Полным составом присутствующего народа.
В школе-то учителя запрещали подобные тексты, гавкали и «принимали меры!, – а взрослым студентам кто запретит? Препод? Ему по фонарю, он сам такой. «Комитет ВЛКСМ»? Не смешите мои тапочки – комсорг это первым запевает:
«Пускай работает железный паровоз,
Который нас на эту каторгу привёз!
Пускай работают все те, а я чихал,
Я это всё по телевизору видал!
Пускай работает зональный командир,
Который вовсе на работу не ходил!
Ну и т.д».
Честное слово, я ни в своём студенчестве, ни в дальнейшей взрослой жизни в Казахстане, этой песни не слыхал. Отказываться от труда – это ведь стыдно! Ну какие мы будем граждане, мужья, отцы или просто товарищи, если будем ленивыми паразитами? Кто нас будет уважать?
А вы заметьте, что этому комментатору стыдно именно работать! Мало этого, вокруг него уже все были только такие – те, кого распирала гордость от собственного паразитизма, кто уже стыдился обычной мужской работы. И сегодня ему уже за 50, а он продолжает паразитизмом хвастаться. Ё-моё!
Его спросили о том, когда он оканчивал московский ВУЗ и комментатор охотно сообщил: «Поступил я в 1984-м, получил диплом в 1991-м. Где-то до 89-го и пели. (Потом я стал ездить в строительный отряд, а там уже никто никаких песен не пел, только бухали до потери человеческого облика)». Ну вот как считать одним народом русских и этих комментатора, его секретаря ВЛКСМ, его «препода»?
И что удивительно, что этот комментатор прекрасно понимает свою роль – понимает то, кем он являлся. Прочитав, что я в этой работе ищу тех, кто был ферментом разложения русского народа, он с гордостью поспешил заявить:
«Да вот мы и разложили. Антикоммунисты. Коммунизм – это мировоззрение крестьян. А новые поколения выросли и сформировались в городах. Соответственно, приобрели иное мировоззрение. Ну а дальше – только вопрос времени. Чуть подождать, пока все эти брежневы-черненки окочурятся, и...»
А вы говорите «русская интеллигенция»! Вот она! И сколько самомнения! «Мы – антикоммунисты»! Ага! Вы же, «антикоммунисты» первые, без мыла пролазили в КПСС! Память отшибло?
Антикоммунисты – это Гитлер или Черчилль. Они что – вас, паразита, за своего примут? Да вы не только для Ленина, вы и для Гитлера не мозг нации, а только её говно.
Ладно. Поскольку Гитлер и Платонов именно евреев считают ферментом разложения государства, то надо уделить внимание и евреям.
Но в окончании этой работы.
(окончание следует)
Ю.И. МУХИН