Простой американский шпион
Когда читаешь мемуары, уже имея жизненный опыт и опыт их прочтения, то сразу понимаешь, что именно прочтешь или чего в этих мемуарах не будет. А если вдруг не видишь ожидаемого или читаешь совсем не о том, что можно было ожидать от данного автора, то, волей-неволей, возникает вопрос, а почему так? Вот и при чтении книги Скотта у меня этот вопрос постоянно возникал.
Биограф Скотта сообщает: «Будучи студентом Экспериментального колледжа, Джон Скотт мечтал стать писателем. В годы учения он написал роман и несколько эссе о культурной элите в древних Афинах и роли мыслителя и писателя в современной ему Америке». Как и следовало ожидать, роман оказался никому не нужен, а очередной роман, который Скотт, по его словам, писал в СССР, тоже никого не заинтересовал. Итак, по распространяемой им же легенде, Скотт хотел стать романистом. Это глупость, но не преступление. Однако, как романиста его должны были интересовать люди, их судьбы и разные истории из их жизни.
И первое, что меня удивило - в его книге (за редчайшим исключением) практически нет людей: нет персонажей его будущих романов, нет описания ни его советских приятелей, ни товарищей по работе, ни начальников – нет ни их фамилий, зачастую нет даже имен, ни каких-либо случаев, в которых они участвуют вместе со Скоттом. А ведь Скотт пять лет жил в их кругу, в одном с ними бараке, потом в одном с ними доме!
Но это не все. Из книги следует, что он постоянно общался со многими людьми и, так сказать, брал у них интервью, поскольку, как и чуть позже Рихард Зорге в Японии, представлялся собеседникам как журналист и будущий писатель. Судя по всему, он разговаривал со всеми первыми руководителями города и комбината, и описание кое-кого из них в книге есть, причем, довольно подробное. Но если присмотреться к этим описаниям, то в книге, за редчайшим исключением, не представлен никто, кто на момент ее издания мог быть жив, и находиться в СССР. Скотт охотно и подробно описывает только тех, кто, по его мнению, уже был расстрелян или сидел.
(Между прочим, он подкузьмил А.П. Завенягина, второго директора Магнитки. Дело в том, что в 1935 году Завенягин соблазнился работой в НКВД и перешел на строительство Норильского металлургического комбината, который строил НКВД. Делалось это без огласки, а Скотт понял его исчезновение из Магнитогорска так, что Завенягина арестовали, посему выдал все, что о Завенягине думал, и что от него и о нем услышал, типа: «Очевидно, в Магнитогорске его опьянила полнота власти. Он стал бюрократическим тираном. … Проведенная на комбинате чистка, ответственность за которую частично лежит и на нем, лишила Магнитогорский комбинат нескольких лучших инженеров. На комбинате не было заметно никаких значительных изменений к лучшему, когда им руководил Завенягин».
Так вот, в официальной биографии Завенягина в Википедии сказано: «Родился в семье машиниста на станции Узловая», - ну, и поскольку он из НКВД, то как-то застенчиво не упоминается его национальность. А Скотт простодушно брякает: «Завенягин был сыном бедного еврейского разносчика». Вот так взял и ни за что, ни про что понизил человеку градус пролетарского происхождения).
Еще. Скотт, судя по тексту своей книги, в области техники остался дилетантом, это следует из того, как он описывает технику и технические проблемы, скажем, аварии. Это удивительно, поскольку он, все же, пять лет работал сварщиком и оператором коксохимического производства, он, по его словам, даже начал учиться в вечернем металлургическом институте. Тем не менее, у Скотта нет ни слова, ни об одной технической подробности того, чем даже лично он пять лет занимался! Остается впечатление, что его техника вообще не интересовала. Казалось бы, романист, что от него требовать?
Но, в то же время, книга переполнена числами, характеризующими подробности экономического потенциала Магнитки и самого города, явно взятыми из местных газет или каких-то документов. Мало этого, сознавая неуместность их в тексте в таком количестве, Скотт вывел часть этих данных в приложение к книге. Должен сказать, что в целом такое, систематизированное за длительный срок собрание данных, для узкого специалиста просто клад. Поясню почему.
Вот я в связи с этой работой решил ознакомиться с состоянием черной металлургии СССР по энциклопедии тех лет. И в энциклопедической статье о черной металлургии СССР собрана уйма разных чисел – производство чугуна, стали и проката и в США, и в Европе, и в царской России, и на каком месте в мире в этой области СССР, и превышение в процентах производства одной пятилетки над другой. Но! Но только нет чисел производства продукции черной металлургии в общем по СССР. То есть, числа производства черных металлов в СССР были экономическим и военным секретом Советского Союза.
Так вот, даже по тем числам, что привел в книге Скотт, специалист может оценить не только текущее производство базовых видов продукции уральского региона, но и потенциал того, что этот регион может произвести в будущем. Скажем, у Скотта есть даже проценты загруженности работой рудничных экскаваторов и смесителей бетона! Даже журналисту, специализирующемуся на экономике, все эти числа не нужны, а зачем они романисту Скотту? Тем более, что он, как я написал выше, сам не понимал этих чисел, следовательно, не мог использовать в своих будущих романах.
У меня один ответ: КТО-ТО поручил ему сбор этих данных. А когда созрела конъюнктура для написания книги, у Скотта просто не оказалось для объема книги иного необходимого материала. И он совал в текст книги данные, хотя бы мало-мальски пригодные для любящего статистику американского читателя, а в приложении, судя по всему, вообще вставлял фотографическим способом таблицы из газетных вырезок, привезенных из Магнитогорска.
Еще удививший меня момент. Советский Союз закупал оборудование заводов за рубежом и вынужден был приглашать зарубежных специалистов для монтажа и пуска в эксплуатацию этого оборудования. Платил им много, рубль был свободно конвертируемый, а этим специалистам разрешалось вывозить рубли за рубеж, где они меняли их на любую валюту. Но Скотт не был таким специалистом, он работал на правах и с зарплатой советского рабочего, ему не разрешалось вывозить за границу рубли, да у него их, по идее, и не могло быть много. И Скотт жалуется, что когда он собрался в отпуск в США, то ему не обменяли рубли, в связи с чем, ему не на что было купить билет. Но он билет купил, мало этого, за рубежом, судя по всему, у него было много денег, по крайней мере, все покупки, которые он сделал в США, не уместились в обычные чемоданы и следовали за ним обратно в СССР багажом. Откуда деньги? Получается, что у этого «левого» была еще одна зарплата?
Еще, удививший меня момент. Поскольку вывозимые за рубеж рубли надо было обеспечивать золотом и валютой, то СССР был крайне заинтересован, чтобы иностранные специалисты как можно больше рублей оставили в СССР. Им в Магнитогорске построили фешенебельные коттеджи, предоставляли автомобили и всяческие услуги, мало этого, иностранные специалисты имели отдельный магазин, в котором было все, разумеется, с красной и черной икрой, как наиболее дорогими продуктами. А в самом Магнитогорске в 1932-1933 году в магазинах практически ничего не было, мало того, по сообщениям самого Скотта, строители Магнитки голодали.
Но в этом специальном магазине отоваривались только иностранные специалисты по специальным разрешениям советской власти. И Скотт такое разрешение получил! Казалось бы, чего удивляться, ведь он американец, и американцы-специалисты устроили и ему такое разрешение. Да, и Скотт так это объясняет. Но, во-первых, американским специалистам для этого надо было очень сильно постараться уже потому, что в самом городе был страшный дефицит всего, во-вторых, а с чего бы это капиталисты старались для левого, овладевающего основами коммунизма в Коммунистическом институте? Значит, кому-то было очень надо, чтобы Скотт не перепугался голодного существования, не перепугался трудностей и не сбежал из Магнитогорска раньше времени?
Еще, удививший меня момент. Скотт жалуется, что во время своих отпусков не мог получить от профсоюза путевку в места отдыха СССР. Для меня это удивительно, поскольку он же хвастается своим знакомством со всеми первыми руководителями комбината и города, да и пропуск в спецмагазин ведь получил, а это было гораздо труднее, чем получить путевку или съездить на Кавказ дикарем, что, кстати, было бы полезнее и для будущих романов. И вот, как бы, по причине отсутствия путевок, Скотт в каждый отпуск путешествовал по Уралу. Казалось бы, а чего удивляться? Урал красив и разнообразен. Однако Скотт-то путешествовал не по примечательным местам с точки зрения красот природы, а по уральским заводам, где с помощью еще остававшихся иностранных специалистов устанавливал связи с советскими работниками этих предприятий. Конечно, с моей точки зрения, осмотреть любой завод гораздо интереснее, чем какую-то ландшафтную достопримечательность. Но ведь Скотта не интересовала техника, зачем же он тратил время отпуска на посещение заводов?
Еще момент. Его «попросили» уехать из Магнитогорска в 1938 году, между тем, Скотт продолжал получать информацию с Урала и в 1939, и в 1940 годах. От кого и почему?
У британского разведчика вычитал, что в МИ-6 учат разведчиков: если ты увидел за спиной подозрительного человека, то ничего страшного нет, если ты его увидел второй раз, то это совпадение, но если заметил его и в третий раз, то за тобой ведется слежка. И я бы просто пожал плечами от одной или двух из перечисленных странностей Скотта, но когда их столько, то это вызывает соответствующие мысли.
Переводчик и издатели Скотта в СССР уже во времена перестройки, сделали ему медвежью услугу – опубликовали вместе с книгой и части донесений Скотта Государственному департаменту США (ЦРУ США было создано только в 1947 году), поясняя, что это, де, работники посольства США в СССР имели такое правило – расспрашивать об СССР всех американцев. Эти отрывки только за 1938 год, разумеется, гораздо короче текста книги, но они существенно более информативны и, главное, Скотт не стеснялся специфическим жаргоном, типа «как мне удалось узнать из надежных местных источников информации». Становится понятно, почему в его книге нет ни имен, ни описания его знакомых - это его «надежные источники информации», а их надо было беречь от подозрений и в 1941 году.
Ну и: «Количество продукции, выпускаемой Магнитогорским металлургическим комбинатом, возрастает. Ежедневная выработка чугуна достигает 4500 тонн, а выработка стали — еще больше. Однако Челябинский тракторный завод изготовляет только около сорока единиц продукции в сутки. Несколько лет назад этот завод производил 50 тысяч тракторов в год. Такое снижение было вызвано прежде всего тем, что начали использовать дизельные двигатели, и, возможно, частично еще и тем, что часть заводского оборудования была продана «Станкострою» — большому челябинскому заводу, производящему танки для Красной Армии… Стало абсолютно невозможно попасть на большой Уральский завод тяжелого машиностроения в Свердловске. Это огромный, хорошо построенный завод. Я бывал на нем в 1932 году и еще раз в 193? году. …Согласно местным источникам информации, здесь строят подводные лодки, которые потом в разобранном виде отправляют на север и Дальний Восток. … Железные дороги, насколько я могу судить, находятся в хорошем состоянии. Я видел много товарных составов, большая часть которых двигалась в восточном направлении. …Поезда идут по железным дорогам с большей скоростью, чем раньше. Например, в 1932 году путь от Москвы до Магнитогорска занимал четверо с половиной суток, в 1934 году — трое с половиной суток, а теперь только двое с половиной суток. … Насколько я мог убедиться, нигде нет никаких признаков проявления народного недовольства или беспорядков. … Думаю, дело постепенно идет к тому, что экономическая битва будет выиграна».
Заметьте, что он докладывает Госдепу не только о Магнитогорске, но вообще обо всем Урале, и что это только часть его донесений, сохраненных в архивах на 14 катушках пленки микрофильмирования. Даже если это стандартные пленки на 36 кадров, тогда получается, что он заслал Госдепу США не менее 500 машинописных страниц подобной информации. Я прикинул: если даже считать на машинописной странице (Скотт печатал на машинке) 1200 знаков, то объем выданной им информации Госдепу на треть превышает объем его мемуаров со всеми их лирическими отвлечениями и художественным вымыслом.
По моему мнению, существует устойчивое представление о шпионе, как о некоем Бонде, с обязательным пистолетом с глушителем, ядом и радиостанцией. Простой, откровенный, улыбчивый парень, который охотно выслушает все твои проблемы, как дома, так и на работе, в привычные рамки шпиона как-то не вписывается. А напрасно.
Выше я сообщил о собираемых Скоттом сведениях военно-экономического характера. Их ценность понятна. Но ведь он собирал и сведения политического характера. Давайте о них.
Служба обязывает
Давайте представим себя на месте шпиона в СССР, получающего от своего правительства зарплату. В это время в СССР была власть, которая, как никакая иная в мире, хотела быть истинно народной. Поскольку не ООН, не НАТО и не США были защитниками этой власти, а ее единственным защитником был народ СССР, а «мировое сообщество» как раз всячески желало этой власти судьбу Муаммара Каддафи. Вот советская власть и была народной, зависящей от того, насколько ее поддерживает народ. И советская власть в СССР всячески этот тезис о своей истинной народности пропагандировала во всех своих СМИ.
А нам, американским шпионам, нужно сообщить в Госдеп политическую информацию о состоянии советского общества. Если мы напишем, что советский народ доволен своей властью, то это будет правдой. Но нужна ли эта правда правительству США? Оно же об этом может узнать из советских газет, зачем ему для этого шпионы? А как же наша шпионская зарплата?
Поэтому, волей-неволей, нам нужно докладывать в Вашингтон то, что там не прочтут в газетах. А если ничего такого у нас нет? То тогда ситуацию в стране пребывания надо усугубить или изложить тенденциозно. Выдумать, в конце концов, такие проблемы, которые не обсуждаются в газетах этой страны и которые могут иметь вид тайной информации! Бизнес есть бизнес!
Вот смотрите, в книге Скотт описывает случай саботажа, который я привел выше, - случай, когда некий мастер тайно сунул гаечный ключ в лопатки турбины и работники НКВД его достаточно долго разыскивали. А вот, как этот же случай описан им в докладе Госдепу, в разделе, в котором он докладывает об отношении кулаков к советской власти: «Многие из этих крестьян были страшно озлоблены и полны горечи, потому что у них отняли все и заставили работать на систему, погубившую многих членов их семей. Причиной единственного случая саботажа, который мне довелось увидеть в Советском Союзе собственными глазами, была слепая ярость одного из этих несчастных людей. Однажды я увидел, как старик-крестьянин бросил лом в большой генератор, а затем, радостно смеясь, сдался вооруженным охранникам». То есть, теперь кулаки из подонков, стреляющих из-за угла, предстали эдакими героями, способными грудью броситься на амбразуру советской власти. Вопрос – зачем так пудрить мозги своему правительству? А что делать? Повторю, бизнес есть бизнес!
Скотт лжет, усугубляя ненависть кулаков к Советской власти и в вещах, которые не так легко проверяются. Скажем, он пишет о времени, которому, был очевидец: «Когда такие крестьяне прибывали в Магнитогорск, их привозили под охраной на окраины города. Здесь им приказывали размещаться на постой и выдавали палатки, в которых они должны были жить. Так как не было ни досок, ни каких-либо других материалов для строительства лучших жилищ, эти люди всю зиму 1932/1933 года провели в палатках. К концу 1933 года население этого палаточного городка достигло приблизительно 35 тысяч человек. В ту зиму десять процентов населения городка умерло, не вынеся тяжелых условий жизни и недоедания. Практически ни один ребенок младше десятилетнего возраста не пережил зиму 1932/33 года. Температура воздуха часто опускалась ниже сорока градусов».
Что должны представить себе в Вашингтоне чиновники, читая об этом «факте»? Правильно, тонкий брезент палатки, немыслимая температура в -40 градусов по Фаренгейту, и превратившихся в лед детей. Должны, по мнению аналитиков Вашингтона, кулаки-отцы замерзших детей ненавидеть советскую власть? Должны!
И еще о подобных ужасах: «В качестве примера того, что происходит в этой группе, я хочу рассказать о своей домработнице. Ее отец был зажиточным крестьянином, не захотевшим вступить в колхоз. Эта семья была раскулачена в 1932 году и отправлена в Магнитогорск. В первую зиму мать и двое младших детей умерли. Отец работал чернорабочим. В настоящее время брат нашей домработницы стал механиком, зарабатывающим около трехсот рублей в месяц, а она сама ходит через день по утрам в школу, чтобы научиться читать и писать. Она настроена чрезвычайно враждебно, но, за исключением отдельных редких высказываний, в основном держит язык за зубами».
Насчет палаток, уже цитированный выше В. Машковцев сообщает воспоминания очевидца: «В двадцать девятом году палаток не было. Жилья хватило всем. Правда, пришлось заселить так называемые летние бараки. Они были без печек, из горбылей, со щелями. Пришлось их срочно утеплять. Палаточный городок появился весной тридцатого года. Но палатками эти палатки назвать было нельзя. Мы ставили деревянный каркас, обивали его кошмой, войлоком. Сверху эти сооружения обтягивали палатками. Внутри ставились железные печки. Трубы из жестяных колен выводились в окна, а не вверх. Иногда настилались дощатые полы. Были косяки для дверей. Эта помесь юрты, избы и палатки была очень практичной. Жить в таких палатках было удобно. При наличии топлива было тепло, даже жарко. Строители раздевались, сушили одежду. А вот в бараках люди замерзали, там всегда было сыро и холодно. Барачные печи требовали много дров, угля, а толку от них не было. В некоторых бараках температура зимой была плюс один-два градуса. Такие же бараки были у спецпереселенцев и у «контры», «итэкашников», т. е. у тех, кто был осужден по пятьдесят восьмой статье.
…То, что палатки были только до 1932 года и утеплялись кошмой, подтвердил и поэт Михаил Люгарин. Историк М. Е. Чурилин провел еще в 1968 году широкий опрос среди тех, кто приехал к Магнитной горе в 1929 году. Из 87 ветеранов только два утверждали, будто жили зимой в обычных брезентовых палатках. Но и эти двое были вскоре изобличены в домысле, признались, что слегка «поднапутали»».
Это пример того, как подавать информацию. Заметьте, разве Скотт пишет, что кто-то умер, замерзнув в палатке? Нет! Дважды Скотт, видишь ли, забыл упомянуть о медицинских причинах их смерти, а почему?
Царская Россия была впереди всей Европы по смертности от болезней, в том числе заразных. Причины - постоянные недоедания народа и страшная нехватка врачей. Скажем, в Крымскую войну русская армия потеряла убитыми 22391 человека от боевых действий и 43985 умершими от тифа, а за эти 2 года войны «в стране было учтено 80 783 случая сыпного тифа. В Петербурге больные переполнили все больницы. У врачей лечилось 11 000 больных, из которых умерло 1307». И с годами проблема только возрастала. «В 1880 г. снова наблюдался подъем в заболеваемости тифом, а в 1881 г вспыхнула эпидемия, по размерам превосходившая даже эпидемию военных лет. В этом году сыпной тиф был в 65 губерниях, где заболело 90 956 человек и умерло 8262. Опустошительная эпидемия наблюдалась среди казахов Астраханской губернии, и только в ставке Внутренней букеевской орды из 2459 душ населения заболело 1208 человек и умерло около 49%. В Петербурге заболело 9945 человек и умерло 1610, в Москве заболело 3279, умерло 494». (Магнитогорск как раз граничит с бывшей областью букеевской орды).
В начале века Россия продолжала лидировать по смертности от эпидемий: если в это время в Италии умирало от тифа 28,4 человек на 100 тысяч населения в год, в Венгрии 28,0 человек, то в России 91,0 человек. В мирном и благополучном 1912 году, в России заболело тифом 569340 человек! Такое наследство оставил царь большевикам.
А у Скотта в воспоминаниях нет ни слова о болезнях в Магнитогорске!
Только стоны о производственных травмах со смертельным исходом. Да еще некий намек, что в 1933 году Магнитогорску грозила эпидемия чумы, но власть с этой угрозой справилась. И только в одном месте книги, в котором Скотт описывает, как он знакомил с Магнитогорском очередного заезжего американца, он пишет: «Несколько отделений центральной больницы были расположены, по вполне понятным причинам, за чертой города: психиатрическое, туберкулезное и венерологическое (и отделение, и поликлиника). В психиатрическом отделении, рассчитанном на сорок мест, находилось шестьдесят пациентов, работали один врач и две медсестры. Находилась там и большая тифозная больница, существовавшая еще в 1933 году, о которой шла страшная слава. Она была ликвидирована в 1936 году, когда тиф практически исчез, благодаря прививкам и повсеместному улучшению жизни населения». Заметьте, сейчас тиф лечат либо в общих инфекционных больницах, либо в инфекционных отделениях обычных больниц. А в Магнитогорске в 1930 году была еще голая степь, а уже к 1933 году работала большая, специализированная на лечении только тифа больница!
Кстати, даже кулаки были отнюдь не безропотны, мне еще придется к этому моменту вернуться, но, как пишет Скотт, в начале 1933 голодного года: «К весне начались небольшие забастовки и стало нарастать пассивное сопротивление отдельных групп этих крестьян. Об этих беспорядках стало, в конце концов, известно высшему начальству…». Ну и что сделало «высшее начальство», то есть, советская власть с бунтующими кулаками? Вызвало войска ГПУ и приказало всех расстрелять? Славное общество «Мемориал» вам так и расскажет, но Скотт не решился, и пишет: «все закончилось арестом двух офицеров ГПУ — начальника трудовой колонии и его заместителя, — ставших «козлами отпущения» и осужденных на длительные сроки».
Видимо понимая, что перегибать палку нельзя даже во вранье, Скотт не решается и прямо заявить о том, что кулаки являются безусловной «пятой колонной» в СССР, и не решается вот почему: «Большая часть этих бывших крестьян продолжает работать на строительстве, но некоторые из них теперь занимают ответственные должности… В настоящее время эта колония в Магнитогорске насчитывает около тридцати тысяч человек. Они продолжают жить в деревянных бараках, но, как я уже сказал, многие живут сравнительно хорошо, так как у них есть небольшие садики, коровы и куры. Они уже больше не ходят под конвоем. Для их детей открыты три школы. Все они были официально восстановлены в гражданских правах — у всех было право принять участие в голосовании во время последних выборов, проводившихся 12 декабря 1937 года… Средняя зарплата составляла приблизительно 80 рублей в месяц. Некоторые стали квалифицированными рабочими и даже мастерами и начали зарабатывать от двухсот до трехсот рублей в месяц». И Скотт делает вывод: «В случае войны, вторжения или напряженности внутри страны от кулаков можно ожидать серьезных неприятностей. Если же в течение последующих десяти лет кризисная ситуация не возникнет, то я полагаю, что эта группа будет постепенно поглощена остальным обществом, так как старые ее члены вскоре умрут, а молодые утратят в значительной степени чувство горечи и комплекс неполноценности».
Опередивший события
И так, одних за другими, Скотт в отчете Госдепу США перебирает по группам населения всех, кого можно было бы направить против советской власти, от кого она могла ждать «серьезных неприятностей». Разумеется, рассматривает заключенных, однако не считает их серьезной силой:
(продолжение следует)
Ю.И. МУХИН
