Я ЖДАЛ ЭТО ПОЧТИ 13 ЛЕТ!

 

Но я понял, что ЕСПЧ:

 

 

Для справки, статья 10 Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод», принятой 4 ноября 1950 года «Свобода выражения мнения»:

 

 

Представители кремлёвских фашистов в ЕСПЧ ссылались на статью 17 Конвенции «Запрещение злоупотреблений правами»:

 

Надо радоваться и я радуюсь, но ведь после тех вонючих «судов», за эти 13 лет было столько событий, что я уже «перегорел»! Но радуюсь!

 

А сейчас я просто спешу сообщить эту новость своим товарищам и сторонникам.

 

 

P.S. Ну и приложением даю само неподъёмное Решение ЕСПЧ

(Заявление № 3642/10)

 

ПРИГОВОР

 

Статья 10 • Свобода выражения мнения • Необоснованный приговор и приговор редактору газеты, а также лишение газеты статуса средства массовой информации в соответствии с законами о борьбе с экстремизмом.

 

СТРАСБУРГ

14 декабря 2021 г.

 

 

 

Европейский суд по правам человека (Третья секция) заседает Палатой в составе:

 

 Жорж Раварани, президент,

 Георгиос А. Сергидес,

 Пол Лемменс,

 Dmitry Dedov,

 Дариан Павли,

 Аня Зайберт-Фор,

 Петер Роосма, судьи,

и Милан Блашко, секретарь секции,

 

Принимая во внимание:

 

жалоба (№ 3642/10) против Российской Федерации, поданная в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») гражданином России Юрием Игнатьевичем Мухиным (далее – «Конвенция»). заявитель») 17 ноября 2009 г.; 

 

решение уведомить Правительство Российской Федерации о жалобах в соответствии со статьей 10 Конвенции (далее – «Правительство») и объявить оставшуюся часть жалобы неприемлемой;

 

замечания сторон;

 

Заседая за закрытыми дверями 24 августа и 9 ноября 2021 г.,

 

Выносит следующее решение, которое было принято на последнем – упомянутую дату:

 

ВВЕДЕНИЕ

 

1. Заявитель, главный редактор газеты, жалуется на осуждение его за публикацию в этой газете спорного материала, автором которого является другое лицо, и на запрет на распространение газеты. 

 

ФАКТЫ

 

2. Заявитель родился в 1949 году и проживает в Москве. Его интересы представляла г-жа М. Визентин, а ранее также г-н К. Экштейн, юристы, практикующие в Лайнате (Италия) и Роршахе (Швейцария) соответственно. 

 

3. Правительство было представлено г-ном М. Гальпериным, тогдашним Уполномоченным Российской Федерации в Европейском суде по правам человека, а недавно г-ном М. Виноградовым, его преемником на этом посту. 

 

4. Обстоятельства дела, представленные сторонами, можно резюмировать следующим образом.

 

5. Г-н С. основал Центр независимой журналистики («CIJ»), некоммерческое партнерство. 27 декабря 1995 г. он был зарегистрирован как юридическое лицо; заявитель был назначен его управляющим директором. Товарищество состояло из трех участников: заявителя и еще двух человек. 29 декабря 1995 года газета Дуэль (Дуэль – далее «газета») была зарегистрирована в качестве выхода масс-медиа. Партнерство также вошло в редколлегию газеты (редакция). Г-н С. и управляющий директор товарищества (заявитель) подписали договор, по которому заявитель также был назначен главным редактором газеты. Фактически, он был единственным членом его редколлегии. В газете публиковались материалы, присланные читателями. CIJ прекратил свое существование как юридическое лицо в 2017 году.

 

I. ПУБЛИКАЦИЯ МАТЕРИАЛА «ТЫ ПРОГОЛОСОВАЛ, ТЫ ИМЕЕШЬ ПРАВО СУДИТЬ» В 2006 ГОДУ.

 

6. Заявитель создал Армию народной воли. (APW), неформальная (незарегистрированная) некоммерческая организация, проводящая кампанию по внесению поправок в законодательство, предусматривающих личную ответственность определенных выборных должностных лиц, включая Президента Российской Федерации и членов Совета Федерации Российской Федерации. Похоже, что основная деятельность заключалась в агитации за организацию референдума за внесение поправок в Конституцию Российской Федерации и за принятие нового федерального закона под названием «За всенародный суд над президентом и членами Совета Федерации Российской Федерации». Федерация». Организация заявила, что намеревается «привлечь» к себе от двадцати до пятидесяти тысяч человек и собрать два миллиона подписей имеющих право голоса избирателей, что было бы достаточно, чтобы потребовать проведения всенародного референдума в соответствии с Федеральным конституционным законом No. 5-ФКЗ от 28 июня 2004 г.

 

7. Один из манифестов APW был озаглавлен «Вы проголосовали, вы имеете право судить». Краткое изложение плана, изложенного в тексте, заключалось в том, чтобы собрать поддержку предложения посредством петиции среди читателей Duel, а затем вынести предложение на рассмотрение электората посредством референдума. Текст гласил: 

 

«Вот наш подход к принятию предложенной поправки и закона. Мы собираемся собрать в Армии народной воли от 20 до 50 тысяч бойцов, чтобы собрать два миллиона голосов, которых хватило бы для проведения референдума. На этом референдуме народ проголосует за эту поправку и за устав. А потом мы добьемся его исполнения.

 

Если нам помешают на этом законном пути, Армия народной воли применит силу против тех, кто препятствует соблюдению закона в России.

 

Если вы человек, а не просто тело, вступайте в Армию народной воли».

 

8. По словам заявителя, этот текст публиковался несколько раз на протяжении более десяти лет, пока в 2006 году его публикация не повлекла за собой различные процедуры в соответствии с Законом о борьбе с экстремизмом и уголовное преследование заявителя (см. ниже). 

 

9. В 2010 году Мосгорсуд признал APW экстремистской организацией и запретил ее деятельность в России. Похоже, что другая организация, За ответственную державу (FRP), продолжала определенные действия и проекты APW. В 2017 году заявитель и некоторые другие лица были осуждены по статье 282.2 Уголовного кодекса (организация деятельности экстремистской организации) в связи с деятельностью APW и FRP.

 

 

10. 21 февраля 2006 г. газета снова опубликовала упомянутый текст. 

 

 

11. 20 марта 2006 года российский регулятор СМИ (Федеральная служба по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охраны культурного наследия) вынес официальное предупреждение г-ну С. и редактору газеты в соответствии с Законом о борьбе с экстремизмом. Регулирующий орган посчитал, что материал «Вы проголосовали, вы имеете право судить» содержал информацию, «оправдывающую экстремистскую деятельность и призывающую к осуществлению экстремистской деятельности, подрыву национальной безопасности и захвату и узурпации государственной власти». Регулятор СМИ предостерег газету от подобных нарушений (антиэкстремистского) законодательства в будущем. 

 

12. После публикации того же текста 4 апреля 2006 г., 26 апреля 2006 г. регулятор СМИ вынес новое официальное предупреждение газете. 

 

13. CIJ потребовал судебного пересмотра официальных предупреждений в соответствии с главой 25 Гражданского процессуального кодекса. Его интересы в этом разбирательстве представлял заявитель, исполнявший обязанности директора CIJ и главного редактора газеты.

 

14. Заявитель представил в качестве доказательств отчет человека, имеющего степень доктора политических наук, явно оспаривая мнение о том, что оспариваемый материал был экстремистским.

 

15. 4 июня 2007 г. Пресненский районный суд Москвы оставил официальные предостережения в силе. Суд отклонил отчет, указав, что объем судебного пересмотра официальных предупреждений был связан с установлением «процессуальной законности» таких предупреждений и не включал оценку того, были ли оспоренные материалы классифицированы или должны быть классифицированы как «экстремистские» (см. Пункт 17 ниже для соответствующих последующих слушаний).

 

16. 9 августа 2007 г. Московский городской суд оставил приговор без изменения. 

 

 

17. Прокурор возбудил судебное разбирательство, требуя отнести текст «Вы проголосовали, вы имеете право судить» как экстремистский материал в нарушение Закона о борьбе с экстремизмом. Г-н С. и CIJ были названы ответчиками по этому гражданскому делу. 20 марта 2009 года Замоскворецкий районный суд Москвы признал текст экстремистским. По словам заявителя, он обжаловал это решение. Однако Суд не был проинформирован о деталях такой апелляции. 

 

II. ПУБЛИКАЦИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ «СМЕРТЬ РОССИИ!»

 

 

18. 2 мая 2006 г. в газете был опубликован текст Д., содержащий следующий абзац: 

 

«Мне было интересно, зачем Путин привез на «перезахоронение» в Москву из Швейцарии тело «известного русского философа-националиста» Ивана Ильина. Они что, сумасшедшие там, в Кремле? Мир перевернулся? Я начал разбираться в этом. Оказалось, что мать этого «русского философа» звали Юлия Швейкерт. Я взглянул на его фотографию. И все стало ясно. Он был очень влиятельным масоном. Когда [нацисты] пришли к власти, они немедленно выгнали его из немецкого университета. Этому «бедному и грустному» парню пришлось пережить войну в университете в Швейцарии. Кремль предсказуемо поступает «так, как должно быть». «Русский философ-националист» оказался типичной «жертвой холокоста» 

 

19. В июне 2006 г. в газете был опубликован текст Г. «Имеет ли значение фамилия?» О так называемом «еврейском эмиграционном движении» в СССР 1970-х годов. Цитируя вышеприведенный абзац из текста Д. и ссылаясь на информацию о Д. и его матери с сайта российской неправительственной организации «Мемориал», Г. заявил, что на сайте есть имена людей, не имеющих к ним никакого отношения. еврейское эмиграционное движение. Он заключил:

 

«Я бы не стал утомлять вас всей этой информацией о [Д.]... но меня удивила позиция, занятая как газетой, так и этой» жертвой холокоста»: а именно, что независимо от содержания писаний» знаменитого Русский философ-националист «важно то, что его мать звали Швейкерт».

 

В. Публикация оспариваемого материала

 

20. 4 июля 2006 г. в газете было опубликовано «письмо» Д. под названием «О [матери]». Непосредственно над текстом Д. заявитель добавил заголовок «Смерть России!» что соответствовало заключительной фразе текста Д. 

 

21. «Письмо» Д. гласит: 

 

 

Я прочитал отрывок мистера Г. (опубликованный в двадцать третьем выпуске Duel.в 2006 году) о моей маме и о себе. Там сказано, что, согласно «Мемориалу», мы с мамой были «участниками еврейского эмиграционного движения». Это обман! Мы действительно участвовали в «эмиграционном движении», но покинули СССР из-за политических преследований. И формально в «Израиль», потому что в 1973 году нельзя было выехать в какую-либо другую страну из СССР. Во время этой «еврейской эмиграции» (которая закончилась «транзитом» в Вене) было много людей русского, украинского или армянского происхождения, этнических немцев, ни один из которых не имел никакого отношения к евреям. Затем эти люди перебрались бы между западными странами, в основном в США. Фамилия моей матери была не Швейкерт (как, кажется, предположил Г.), а Варнакова... Она была чисто русского происхождения, коренная москвичка...

 

Во мне нет ни капли еврейской крови. Очевидно, в моих родителях ничего не было. Кстати, в списке Мемориала «участники еврейского эмиграционного движения» разных национальностей по двум причинам: (1) политические преследования в СССР; (2) последующий выезд из СССР по «израильской» визе...

 

Кстати, мое краткое резюме (в Duel) в отношении биография «хорошо – известный российский писатель и националистического» Ивана Ильина (имя матери его Schweikert) получила большое освещение на некоторых интернет – форумах...

 

Что касается моего этнического происхождения, то я прекрасно знаю, что сионисты очерняют своих оппонентов тремя способами: (1) ты сам еврей, (2) он сумасшедший (имеется в виду, вероятно, что ни один нормальный человек не станет критиковать сионистов); (3) он гомосексуал (здесь сионисты раскрывают свои комплексы во фрейдистской манере). Однако есть определенные границы, которые не переступит ни один сионист или еврей (притворяющийся русским). Никто, например, не скажет, что в нем нет ни капли еврейской крови...

 

Во мне нет ни капли еврейской крови!

 

В целом... дискуссия между [Г.] и мной является примером борьбы в рамках большой информационной войны между националистами и патриотами, то есть между огромной консолидированной массой еврейских патриотов их еврейского государства Российская Федерация... с участием и общественной помощью правящих евреев... безмозглой и зомбированной массы людей в России... и кучкой националистов русской крови, которые полны решимости уничтожить то государство, которое теперь им чуждо. Еврей Иван Ильин был апологетом этого еврейского «легального» государства. Глядя на это издалека из Вены, я замечаю, что все лидеры так называемых националистических патриотов оказываются евреями, имеющими тесные связи с Федеральной службой безопасности. Коммунистические и демократические толпы также демонстрируют тот же еврейский патриотизм. Ленин в могиле перевернулся, слышать о поддержке коммунистами неоколониальной войны, которую ведет современная буржуазно-империалистическая Россия против свободолюбивых людей на Кавказе. Раньше коммунисты поддерживали национально-освободительные движения на окраинах отвратительной империи. Сейчас все наоборот. Все эти люди коррумпированы, сошли с ума, стали дебилами, шовинистами и патриотическими буржуазиями... Евреи полностью поддерживают и активно укрепляют свое государство: их ублюдок жид [жидовский ] армия русских рабов и еврейских генералов, их кровавые псы ментов и офицеров ФСБ; их неистовый патриотизм «израильского типа», их прогнившая церковь Сатаны и Антихриста (Русская Православная Церковь) с ее священниками-евреями и епископами-евреями и так далее. Только кучка националистов русской крови выступает за полное уничтожение еврейской России. Россия – это сатанистская Россия, как заявил даже атеист Лимонов. Он должен быть полностью уничтожен. Во имя бога и арийского русского народа. Я понимаю, что речь идет о полном разрушении Российского государства жидов и замене его другим государством, как это сделал Ленин, а не о «смене режима». Все настолько гнилое, что «реформировать» нечего.

 

Именно в контексте этих глобальных проблем и идет информационная война между такими, как [Г.] и я.

 

Россия должна быть уничтожена!

 

Смерть России! [D.], Вена» 

 

22. За этим текстом последовал вопрос, похожий на вопрос читателя:

 

«Вопрос: Уважаемый господин Мухин, что означала бы следующая информация (взята из» Кавказ-центра»):» В связи со смертью Президента ЧРИ направлено множество соболезнований.[1] А.-Х. Садулаев... [Д.], корреспондент Duel в Вене, выразил соболезнования семье, правительству ЧРИ и чеченскому народу. Венское отделение газеты сочувствует их горе, вызванному гнусным убийством русских оккупантов и их марионеток... Венское отделение убеждено, что [они] получат реки кровавых слез за это гнусное убийство».

 

За ним последовал ответ заявителя:

 

«От господина Мухина: Разрешите пояснить. Ну да, он наш корреспондент в Вене».

 

23. Около 10 900 экземпляров этого номера газеты были напечатаны и доставлены продавцам для дальнейшего распространения через открытую продажу на газетных киосках или по подписке на газеты через Почту России. Судя по всему, газета распространялась в различных регионах России, преимущественно в Москве. Газета содержала отказ от ответственности за материалы, представленные ее авторами. Номер также размещен на сайте газеты. 

 

24. В августе 2006 г. заявитель опубликовал в газете письмо нескольких читателей под заголовком «Позиция», в котором он призвал газету сделать публичное заявление об отказе от сотрудничества с Д. ввиду его поддержки «чеченских бандитов». Заявитель также опубликовал свой ответ на это письмо, указав следующее: 

 

«...Дуэль газета – это газета ее авторов, то есть тех, кто в ней пишет. [Д.] – исторический автор газеты. Так зачем нам его убирать?... Да, мне не нравятся некоторые его проблемы, например, слепое следование Ленину... Последний призывал к поражению России в Первой мировой войне (правда, не поздравляя кайзера с победами), чтобы отдать власть пролетариат. [Д.] осмеливается думать, что если режим Путина падет из-за чеченцев, власть в России перейдет к русским. Да он не понимает, что это все та же камарилья. Это повод выгнать его из газеты?... Вы пытаетесь закрыть [автора газеты]? Вы не забываете, что подобное закрытие произошло с Коммунистической партией Советского Союза и Советским Союзом?... Свобода слова – это свобода каждого.

 

25. По словам заявителя, газета отказалась публиковать какие-либо материалы Д.

 

C. Связанные разбирательства

 

 

26. Регулятор СМИ заказал группе лингвистов отчет о материале, опубликованном 4 июля 2006 г. 9 апреля 2007 г. комиссия пришла к выводу, что следующие части текста Д. представляют собой призывы к подрыву национальной безопасности Российской Федерации; высказывания, направленные на разжигание межнациональной и религиозной розни (рознь), а также социальной розни в сочетании с призывами к насилию; Заявления, направленные на унизить достоинство русского народа (русская нация); заявления, призывающие к полному уничтожению Российского государства и людей еврейской и русской национальности: 

 

«Все эти люди коррумпированы, сошли с ума, стали дебилами, шовинистами и патриотическими буржуазиями... Все полностью поддерживают и активно укрепляют свою ублюдочную армию жидов русских рабов и еврейских генералов, их кровавых псов копов и офицеров ФСБ; их неистовый патриотизм «израильского» типа, их прогнившая церковь Сатаны и Антихриста (Русская Православная Церковь) с ее священниками-евреями и епископами-евреями и так далее. Только кучка националистов русской крови ратует за полное уничтожение еврейской России. Россия – это сатанистская Россия, как заявил даже атеист Лимонов. Он должен быть полностью уничтожен. Во имя бога и арийского русского народа. Я понимаю, что речь идет о полном разрушении Российского государства жидов и замене его другим государством, как это сделал Ленин, а не о «смене режима». Все так гнилое, нечего «реформировать»... Россия должна быть уничтожена! Смерть России!»

 

27. 24 апреля 2007 года регулятор СМИ вынес газете официальное предупреждение (предупреждение). Регулятор посчитал, что материал (состоящий из письма Д. и дополнений заявителя), опубликованный 4 июля 2006 г., нарушил Закон о борьбе с экстремизмом. 

 

28. Представляется, что судебного пересмотра предупреждения не требовалось. 

 

 

29. Районный прокурор подал иск в Замоскворецкий районный суд Москвы, требуя, чтобы тексты, опубликованные 4 июля 2006 года под заголовком «Смерть России!» классифицироваться как экстремистский материал в нарушение Закона о борьбе с экстремизмом. 

 

30. Г-н С. и редакция были названы ответчиками по этому гражданскому делу. Районный суд заслушал аргументы заявителя. Г-н С. предпочел не участвовать в разбирательстве.

 

31. Прокурор представил в качестве доказательств выводы, сделанные в ходе отдельного разбирательства, в котором газета была выпущена с официальным предупреждением о борьбе с экстремизмом (см. Параграфы 26-27 выше), и экспертное заключение, назначенное в рамках соответствующего продолжающегося уголовного дела против заявителя. (см. пункт 44 ниже).

 

32. Заявитель представил в качестве доказательств мнение г-жи Б., доктора филологических наук и профессора Московского городского педагогического университета, которая пришла к выводу, что лингвистический отчет от 9 апреля 2007 г. (см. Пункт 26 выше) был основан на неполная информация и неверно оценил текст Д. с точки зрения разжигания межнациональной розни и призывов к свержению конституционного режима.

 

33. Изучив указанные доказательства, суд назначил новую лингвистическую экспертизу. Эксперт пришел к выводу, что в оспариваемых материалах содержатся утверждения, направленные на подрыв национальной безопасности; призывает к полному разрушению государства; заявления, направленные на насильственное изменение основ конституционного режима и нарушение его территориальной целостности; высказывания, направленные на разжигание межнациональной, социальной и религиозной розни, унижение достоинства лиц русской национальности. Заголовок «Смерть России!» призывал к разрушению Российского государства и был направлен на подрыв национальной безопасности, на насильственное изменение основ конституционного режима и на нарушение территориальной целостности России. Эксперт пришел к выводу, что следующая часть Д. Русский текст содержал призыв к полному уничтожению Государства Россия; заявления, направленные на подрыв национальной безопасности Российской Федерации, насильственное изменение ее конституционного режима и нарушение ее целостности:

 

«...Только кучка националистов русской крови выступает за полное уничтожение еврейской России. Россия – это сатанистская Россия, как заявил даже атеист Лимонов. Он должен быть полностью уничтожен. Во имя Бога и арийского русского народа. Я понимаю, что речь идет о полном разрушении Российского государства жидов и замене его другим государством, как это сделал Ленин, а не о «смене режима». Все так гнило, нечего «реформировать»...»

 

Эксперт также пришел к выводу, что следующие части текста Д. были направлены на разжигание межнациональной, социальной и религиозной розни:

 

«В целом... дискуссия между [Г.] и мной является примером борьбы в рамках большой информационной войны между националистами и патриотами, то есть между огромной консолидированной массой еврейских патриотов их еврейского государства Россия. Федерация...с участием и общественной помощью правящих евреев...безмозглой и зомбированной массы людей в России...и кучкой националистов русской крови, которые полны решимости уничтожить то государство, которое теперь им чуждо....Все эти люди развратились, сошли с ума, стали дебилами, шовинистами и патриотическими буржуазиями...» 

Эксперт установил, что следующая часть текста Д. унижает достоинство людей русской национальности:

 

 

Наконец, эксперт обнаружил, что следующая часть вопроса – и – ответ добавлен раздел заявителем, подстрекали этнической, социальной и религиозной розни (см пункт 22 выше):

 

 

34. Решением от 24 ноября 2008 г. районный суд удовлетворил иск прокурора и классифицировал оспариваемые тексты как экстремистский материал, опираясь на выводы этого экспертного заключения. Суд пришел к выводу, что оспариваемые тексты содержали призывы к экстремистской деятельности и подрыву национальной безопасности и содержали заявления, направленные на разжигание межнациональной и религиозной розни, а также социальной розни, связанные с призывами к насилию; заявления, призывающие к полному уничтожению Российского государства и людей русской и еврейской национальности. Суд отклонил довод заявителя о том, что тексты были частью более широкого обсуждения и представляли личное мнение, выраженное Д. По мнению суда, личные мнения экстремистского содержания не допускались российским законодательством.

 

35. 29 января 2009 г. Московский городской суд оставил приговор без изменения. 

 

III. ПРЕКРАЩЕНИЕ СТАТУСА ГАЗЕТЫ КАК СМИ

 

36. После решения некоторых вопросов юрисдикции, связанных с их первоначальным заявлением в 2006 году, в сентябре 2007 года регулятор СМИ обратился в Замоскворецкий районный суд Москвы с иском о лишении газеты статуса СМИ и запрете ее распространения. Ответчиком по данному гражданскому делу выступила редакция CIJ – газеты «Дуэль». 

 

37. Регулятор СМИ сослался на официальные предупреждения от 20 марта и 26 апреля 2006 г. (см. Параграфы 11 и 12 выше). Он также представил в качестве дополнительных доказательств официальное предупреждение в отношении материала, озаглавленного «Смерть России!» (см. пункт 27 выше), а также три других официальных предупреждения, вынесенных в период с августа 2007 по июнь 2008 года в отношении некоторых других статей, опубликованных в газете с июля 2007 года по март 2008 года.

 

38. Судя по всему, основатель газеты С. был уведомлен о судебном разбирательстве, но предпочел в нем не участвовать. 

 

39. С 26 ноября 2008 года районный суд удовлетворил ходатайство регулятора медиа и приказал прекращение массы – статус СМИ на выход из газеты. Суд отметил, что газета была выпущена с официальным предупреждением 20 марта 2006 г., но в течение двенадцати месяцев снова опубликовала экстремистские материалы; за первым предупреждением последовало второе 26 апреля 2006 г. Эти два официальных предупреждения были подтверждены в судебном порядке (см. пункты 11–16 выше). Ссылаясь на статьи 8 и 11 Закона о борьбе с экстремизмом и статьи 4 и 16 Закона о СМИ (см. Параграфы 67-70 ниже), Окружной суд удовлетворил иск регулятора СМИ. 

 

40. CIJ – Редакционная коллегия газеты Duel обжаловала приговор. Заявитель участвовал в разбирательстве в качестве представителя CIJ.

 

41. Газета утверждала, что указанное выше законодательство требует, чтобы первоначальное нарушение закона (например, распространение экстремистских материалов) было констатировано официальным предупреждением, а также повторное нарушение закона. Первоначальное нарушение было создано в марте 2006 года в не – судебной власти. Тем не менее, классификация материалов, распространяемых как «экстремистские», не входила в компетенцию регулятора СМИ, поскольку только суд в рамках отдельной процедуры был уполномочен налагать такую классификацию. Пока что оспариваемый материал не был классифицирован как экстремистский (см. Пункт 17 выше).

 

42. 19 мая 2009 г. Московский городской суд оставил приговор без изменения. Он отметил, что в течение года, 20 марта и 26 апреля 2006 г., газета была выпущена с предупреждениями о борьбе с экстремизмом и что эти предупреждения были подтверждены в судебном порядке. Апелляционный суд также отклонил аргумент газеты о том, что заявление регулятора СМИ было запоздалым, указав, что законом не установлен срок для подачи заявления о прекращении распространения СМИ.

 

43. Юридическим действием решений судов стало лишение газеты статуса СМИ, первоначально предоставленного ей в 1995 году, и аннулирование свидетельства о ее регистрации в качестве средства массовой информации.

 

IV. УГОЛОВНОЕ ДЕЛО ПРОТИВ ЗАЯВИТЕЛЯ

 

44. Между тем, в неустановленную дату было возбуждено уголовное дело по факту публикации текста Д. под заголовком «Смерть России!» 4 июля 2006 г. (см. пункты 20-22 выше). Эксперту Центра специальной техники Института криминалистов ФСБ попросили сделать заключение. В своем отчете о 5 В октябре 2007 г. он пришел к выводу, что в тексте Д. содержались призывы к действиям, направленным на насильственное изменение конституционного режима Российской Федерации и нарушение ее территориальной целостности; и подрыв национальной безопасности; он был направлен на разжигание расовой, этнической и религиозной розни, связанной с насилием или угрозами насилия; и при унижении этнического (национального) достоинства; в нем содержались высказывания, направленные на разжигание ненависти (ненависть) или вражды (вражда) или унижение достоинства русского и еврейского населения Российской Федерации со ссылкой на их религию (веры). Эксперт также пришел к выводу, что в тексте Д. не было заявлений, которые четко и недвусмысленно составляли призывы: к планированию, организации или совершению каких-либо действий, направленных на захват и узурпацию государственных полномочий; за создание незаконных военизированных формирований; за осуществление террористической деятельности; за массовые беспорядки, хулиганство или вандализм или любой другой вид «экстремистской деятельности», перечисленный в разделе 1 Закона о борьбе с экстремизмом.

 

45. 15 января 2008 г. следователь предъявил заявителю обвинение по части 2 статьи 280 Уголовного кодекса в публичных призывах через средства массовой информации к осуществлению экстремистской деятельности (см. Пункт 63 ниже). Прокурор постановил: 

 

«...оказывает негативное отношение к существующему социально-политическому режиму в Российской Федерации и направленное на подрыве основ конституционного строя и национальной безопасности, [заявитель] публично призвал через массы – медиа выпускной для переноски вне экстремистской деятельности...

 

Изучив письмо Д., подсудимый добавил к нему заголовок «Смерть России!». Внеся это изменение в нарушение Закона о борьбе с экстремизмом, ответчик затем опубликовал в форме статьи в своей газете это письмо, в котором содержались призывы к осуществлению действий, направленных на: насильственное изменение конституционных основ Российской Федерации и при нарушении ее целостности; при подрыве национальной безопасности Российской Федерации; при разжигании расовой, национальной или религиозной розни, связанной с насилием или призывами к насилию; при унижении этнического достоинства...»

 

46. Следователь опросил Е., который, по всей видимости, был одним из читателей газеты, который заявил, что читал статью, и выразил негативное восприятие ее содержания.

 

47. Заявитель предстал перед Савеловским районным судом Москвы. 

 

48. Суд услышал от Da, заместитель главного офицер Антифашистский центр, неправительственная организация, которая заявила, что Дуэли ранее опубликованные материалы экстремистского характера, оспариваемая статья является одним из примеров, которые продемонстрировали использование заявителем пропаганды для продвижения определенных идей. 

 

49. Заявитель не признал себя виновным и заявил, что он не намеревался публично призывать к экстремистским действиям, когда он сделал выбор редакции, чтобы собрать ряд текстов (включая текст, озаглавленный «О [] матери») под заголовком «Смерть. Россия!". Он поместил этот заголовок, чтобы стимулировать интерес читателей к этим текстам. В то время текст, озаглавленный «О [матери]», не был признан судом экстремистским материалом, что было требованием российского законодательства. Под оспариваемым заголовком находились еще два текста: сообщение читателя, состоящее из цитаты из Кавказ-центра о поддержке Д. чеченских сепаратистов, и ответ заявителя читателю о Д. (см. Пункт 22 выше). Добавляя эти два текста, заявитель хотел предупредить читателей и предложить им прочитать тексты Д. критически. Заявитель также утверждал, что текст Д. и фраза «Смерть России!» в этом тексте или в заголовке отсутствовал какой-либо конкретный адресат и потенциально не мог быть успешным призывом к насилию и, по сути, не был успешным, поскольку не последовало никакого насилия или других пагубных последствий. Таким образом, статья была не более чем желанием или информацией или, в худшем случае, угрозой.

 

50. По ходатайству заявителя суд принял письменные и устные заявления ряда людей, которые читали оспариваемый материал, и пришел к выводу, что он не содержал призывов к экстремистской деятельности, а был просто частью дискуссии между Д.. и Г.

 

51. По ходатайству заявителя суд также заслушал показания г-жи М. и г-жи Б., докторов филологических наук, работающих в Российской государственной библиотеке и Московском городском педагогическом университете соответственно. Они заявили, что оспариваемый материал не содержал призывов к экстремистской деятельности или оскорбительных высказываний, но, как представил редактор, этот материал обратил внимание читателя на точку зрения Д. 

 

52. Суд заказал экспертизу от специалистов в области психологии и лингвистики.

 

Лингвисты (специалисты Центра специальных приемов Института криминалистов ФСБ) пришли к выводу, что смысловая цель (основное содержание) статьи «Смерть России!» было заявление автора о том, что у него «не было ни капли еврейской крови!» и что Россия была еврейским государством и «подлежало уничтожению» (как еврейское государство). Первая часть «письма» Д. была ответом на статью Г. и касалась взаимоотношений между автором и Г. Эта часть статьи не содержала призывов к каким-либо действиям против определенного лица или группы лиц. людей и никаких угроз. Вторая часть статьи была классическим призывом к разрушению существующего государства Россия. Автор указал, какие действия были необходимы для исправления неудовлетворительного (с его точки зрения) положения дел в России, в частности, для уничтожения этого государства с помощью насилия. Автор счел такой курс действий полезным для России, поскольку ситуация в то время не поддалась реформированию. Автор не указал конкретного адресата в отношении своего звонка, но по содержанию предполагалось, что его адресатами были читатели статьи. Статья заканчивалась словами «Смерть России!», При этом эта же фраза была помещена в заголовок публикации, тем самым уточняя смысловую цель публикации в целом, а именно ту часть, которая касается разрушения России (как Еврейское государство). В статье были оскорбительные имена для людей еврейской национальности, отрицательные эмоциональные оценки этих людей и Русской Православной Церкви. Статья содержала положительную оценку «русской нации» и отрицательную оценку людей русской национальности (когда они характеризовались как рабы внутри еврейского государства). В статье не использовались языковые или иные средства для подстрекательства к каким-либо действиям против определенной нации, расы, религии или народа.

 

Эксперт-психолог (имеющий степень магистра права и работающий главным специалистом по психологическим оценкам в экспертном учреждении Минюста РФ) изучил оспариваемый материал (заголовок редактора, текст Д. и редакторский текст). дополнения), а также тексты Д. и Г., ранее опубликованные в газете, и показания заявителя и некоторых читателей, предоставленные ему защитой. Эксперт пришел к выводу, что «статья» представляла собой скрытое предупреждение, которое заявитель (как редактор) адресовал читателю в связи с деятельностью Д.. Оспариваемый материал не содержал унизительных характеристик, отрицательных эмоциональных оценок или отрицательных утверждений в отношении какой-либо этнической, расовой или религиозной группы или их членов. Д.- непризнанной называется «Республика Ичкерия». Критические высказывания Д. в адрес российских властей, включая президента Российской Федерации, или Русской православной церкви были ценностными заявлениями и составили его точку зрения. Текст Д. был средством общения, направленным на самозащиту. Текст был больше о политическом споре, а не о посеве какой-либо этнической розни. Семантика заголовка имела целью привлечь внимание читателя к деятельности Д. и дискредитировать его. Редактор попытался предоставить читателям информацию, чтобы они могли составить собственное суждение об истинной природе Д. Реальная реакция читателей подтвердила, что редактор добился поставленной цели.

 

53. 18 июня 2009 года районный суд признал заявителя виновным по части 2 статьи 280 Уголовного кодекса за публичные призывы к экстремистской деятельности через средства массовой информации (см. Пункты 63 и 66 ниже). Факты, предъявляемые к заявителю, были описаны следующим образом: 

 

«Как главный редактор газеты..., учитывая свое негативное отношение к существующему общественно-политическому режиму Российской Федерации и с целью подрыва основ конституционного режима и национальной безопасности, подсудимый выдал через средства массовой информации публичные призывы к экстремистской деятельности...

 

Изучив письмо Д., подсудимый добавил к нему заголовок «Смерть России!». Внеся это изменение в нарушение Закона о борьбе с экстремизмом, ответчик затем опубликовал в форме статьи в своей газете это письмо, содержащее призывы к осуществлению действий, направленных на: насильственное изменение конституционных основ Российской Федерации и при нарушении ее целостности; при подрыве национальной безопасности Российской Федерации; при разжигании расовой, национальной или религиозной розни, связанной с насилием или призывами к насилию; при уничтожении [уничтожение] этнического достоинства...»

 

54. В своем решении суд первой инстанции постановил, что выводы экспертов по лингвистике и эксперта по психологии не противоречат друг другу (см. Пункт 52 выше). Первые оценивали материал (текст Д. и заголовок редактора) только с лингвистической точки зрения, их лингвистический подход к существованию «призывов к экстремистской деятельности» не зависел от каких-либо фактических вредных последствий или от того, как текст имел были восприняты другими. Оценка такого восприятия входила в сферу психологической оценки. Психолог оценил и другие материалы, в том числе различные заявления сторон процесса, свидетелей и читателей газеты. Этот эксперт оценил влияние, которое оспариваемый материал оказал на читателей. 

 

55. Суд первой инстанции счел, что правонарушение, предусмотренное статьей 280 Уголовного кодекса, не требовало доказательств каких-либо реальных вредных последствий, вытекающих из публикации оспариваемых материалов. В этой связи фактическое восприятие этого материала некоторыми лицами не могло быть решающим для признания заявителя виновным или невиновным в соответствии с предъявленными обвинениями.

 

56. Суд отклонил довод заявителя о том, что в тексте Д. обсуждалась важная общественная проблема – проблема еврейского лобби в России – и что она была ответом на предыдущую статью, в которой критиковалась позиция Д. по этому вопросу. Суд также сослался на то, что в 2008 году текст Д. был запрещен как «экстремистский материал» (см. Пункты 34-35 выше). 

 

57. Суд первой инстанции пришел к следующему выводу: 

 

«Приведенные выше доказательства и конкретные действия подсудимого...указывают на наличие у подсудимого намерения совершить оспариваемое правонарушение. Как главный редактор СМИ, имеющий большой журналистский опыт, подсудимый изучил письмо Д. и, понимая, что оно содержит экстремистские материалы, намеренно разрешил его публикацию и распространение в России. Он сделал это на основе своего собственного негативного отношения к существующему политическому режиму в России, с целью подрыва конституционного режима и национальной безопасности путем добавления заголовка «Смерть России!», Который является публичным лозунгом и публичный призыв к уничтожению России. Тем самым он повторил то же заключительное замечание из письма Д. и указал общую цель статьи; он также добавил дополнительные материалы. При этом

 

58. Что касается приговора, суд постановил: 

 

«При вынесении приговора подсудимому суд учитывает характер и степень опасности действий подсудимого, обстоятельства дела, личность подсудимого, отмечая, что он впервые подвергается уголовному преследованию и имеет положительные характеристики характера в своей сфере деятельности. место жительства, на его рабочем месте и от его читателей. Суд считает эти обстоятельства смягчающими. Отягчающих обстоятельств не установлено.

 

Принимая во внимание вышеизложенное и эффективность приговора в исправлении обвиняемого и его семьи, суд считает целесообразным назначить наказание в виде лишения свободы...а также дополнительный приговор, заключающийся в запрете ему занимать руководящую роль в обществе. СМИ».

 

59. Суд приговорил заявителя к условному лишению свободы сроком на два года и ограничил его право на осуществление функций руководства (должности, связанные с выполнением организационно-распорядительных обязанностей) в массе – СМИ выпускному в течение двух лет. Заявитель был обязан регулярно сообщать органу, осуществляющему надзор за исполнением приговоров, и не покидать район своего проживания без уведомления этого органа.

 

60. Заявитель подал апелляцию, утверждая, что преступление, предусмотренное статьей 280 Уголовного кодекса, требовало наличия «призыва» к осуществлению экстремистской деятельности; Заявитель не делал такого «звонка». 

 

61. 16 сентября 2009 г. Московский городской суд оставил приговор суда без изменения. 

 

СООТВЕТСТВУЮЩАЯ ПРАВОВАЯ ОСНОВА И ПРАКТИКА

 

I. РОССИЙСКОЕ ПРАВО И ПРАКТИКА

 

 

62. Глава 1 Конституции Российской Федерации озаглавлена «Основы конституционного строя» (статьи с 1 по 16). Среди основ конституционного режима он перечисляет, например, демократическую и республиканскую формы правления, высшую ценность основных прав и свобод, принцип суверенитета, незаконность узурпации власти отдельным лицом, федеративное устройство государства. и политический плюрализм. 

 

 

63. Часть 2 статьи 280 Уголовного кодекса, действовавшая на тот момент, предусматривала следующее: 

 

«1. Публичные призывы к экстремистской деятельности – наказываются штрафом в размере до 300 000 российских рублей или сумме, эквивалентной заработной плате или иным доходам осужденного на срок до двух лет, либо задержанием на срок от четырех до шести месяцев. или лишением свободы на срок до трех лет;

 

2. Того же деяние, совершенное через выпускное отверстие СМИ должно быть наказуемо лишением свободы на срок от до пяти лет, в сопровождении лишения права занимать определенные должности или осуществлять определенную деятельность на срок до трех лет».

 

64. Во исполнение Постановления № 11 от 28 июня 2011 года Пленум Верховного Суда Российской Федерации, «публичные призывы» в соответствии со статьей 280 Уголовного кодекса определяются как призывы к другим людям с целью их побуждения (побуждения) к осуществлению экстремистской деятельности, как это определено в Закон о борьбе с экстремизмом (см. пункт 66 ниже). Преступление по статье 280 считается завершенным с момента публичного оглашения хотя бы одного призыва, независимо от того, удалось ли одному из лиц склонить (склонить) к осуществлению экстремистской деятельности (пункт 4 определения).

 

65. Согласно статьям 24 и 25 Уголовного кодекса существует два вида уголовной вины: умысел и халатность; прямое намерение (прямой умысел) требует доказательства того, что человек понимает, что его действия или бездействие являются общественно опасными, ожидает, что общественно опасные последствия могут наступить или неизбежно наступят, и желает их наступления. 

 

 

66. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. 114-ФЗ «О пресечении экстремистской деятельности» («Закон о пресечении экстремизма»), действовавший в соответствующее время, предусматривал следующее: 

 

 

«Для целей настоящего Федерального закона применяются следующие основные понятия:

 

Экстремистская деятельность (экстремизм) – это:

 

(1) деятельность неправительственных, религиозных или иных организаций, средств массовой информации или отдельных лиц, заключающаяся в планировании, руководстве, подготовке и совершении действий, направленных на: 

 

насильственное изменение конституционных основ Российской Федерации и нарушение ее целостности;

 

подрыв безопасности Российской Федерации;

...

разжигание расовой, национальной или религиозной розни или социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию;

 

debasing dignity on the ground of ethnic origin (унижение национального достоинства);

...

(3) публичные призывы к осуществлению вышеупомянутых действий или действий;...» 

 

67. Статья 8 Закона предусматривает, что в случае распространения экстремистским материалом средством массовой информации или в случаях, когда установленные факты указывают на то, что средство массовой информации занималось экстремистской деятельностью, компетентный орган выдает решение об учредителе или редакционной коллегии (главном редакторе) средства массовой информации. с письменным официальным предупреждением (предупреждением) о недопустимости таких действий или действий. Если официальное предупреждение не было обжаловано в суде и не было объявлено незаконным, и если в течение двенадцати месяцев после официального предупреждения были установлены новые факты, раскрывающие признаки экстремизма со стороны издания, его деятельность должна быть прекращена (подлежит прекращению).

 

68. Раздел 11 предусматривает, что в ситуациях, перечисленных в разделе 8, или когда экстремистская деятельность средства массовой информации вызвала нарушения прав человека, нанесла ущерб жизни или здоровью человека или нанесла ущерб обществу или государству или создала реальную угрозу такого ущерба, деятельность средства массовой информации может быть прекращена (может быть прекращена) по решению суда.

 

D. Закон о СМИ

 

69. Статья 4 Федерального закона №. 2124-1 от 27 декабря 1991 года («Закон о средствах массовой информации») запрещает использование средств массовой информации, в частности, для распространения материалов, содержащих публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма, или для распространения других экстремистских материалов. 

 

70. Раздел 16 Закона предусматривал в рассматриваемое время, что суд может прекратить деятельность средства массовой информации, редакция которого в течение двенадцати месяцев допустила неоднократные нарушения статьи 4 Закона и когда такие нарушения повлекли за собой письменные предупреждения. выданного компетентным органом основателю выпускному и/или редакции (редактор – в – главный). Прекращение деятельности средства массовой информации повлекло за собой аннулирование свидетельства о его регистрации и учредительного договора редакции. 

 

71. В постановлении № 16 от 15 июня 2010 г. Пленум Верховного Суда России дал оценку судебному применению Закона о средствах массовой информации (см. yиже). 

 

Ссылаясь на статью 29 Конституции России и статью 10 Конвенции, в делах, касающихся положений о свободе выражения мнений и СМИ (например, в соответствии с Законом о средствах массовой информации или Законом о борьбе с экстремизмом), требуются суды. соблюдать баланс между правами СМИ и правами других лиц или другими конституционными ценностями. Ссылаясь на Конвенцию и другие международные договоры, участником которых является Российская Федерация, Верховный суд указал, что средства массовой информации несут особую ответственность и особую ответственность, и их осуществление свободы выражения мнений может быть ограничено законом, когда это необходимо. демократическое общество для уважения репутации и прав других, для защиты национальной безопасности и общественного порядка (общественный порядок), для предотвращения беспорядков и преступлений, для защиты здоровья или нравственности, для предотвращения разглашения конфиденциальной информации или для поддержания авторитета и беспристрастности судебной власти. Статья 55 Конституции предусматривает, что права и свободы могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо для защиты конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, для обеспечения защиты государства и для обеспечения национальной безопасности.

 

Средство массовой информации, такое как газета, является средством массового распространения информации; как таковая она не имеет прав или обязательств и, следовательно, не может быть стороной в судебном разбирательстве. Для использования данной формы распространения информации редакция регистрирует СМИ, за исключением печатных изданий тиражом менее 1 000 экземпляров и в некоторых других случаях. В той мере, в какой для производства и распространения массовой информации кто-то создает и управляет средствами массовой информации, а также создает и распространяет контент, суды должны определять, кто должен быть стороной в соответствующем судебном разбирательстве, в зависимости от стадии производства и распространения контента и от того, кто участвовал в процессе. поручение на этом этапе на основании законодательства или договорных отношений. Один и тот же человек может выполнять разные функции (например, основатель, редактор).

 

Редакционная коллегия должна участвовать в делах, касающихся материалов, распространяемых средством массовой информации. Если такая плата не была образована лицом или юридическим лицом, учредитель выпускного или редактор – в – главном может участвовать в судебном процессе. Судебное разбирательство, связанное с прекращением деятельности средства массовой информации, затрагивает права и интересы его учредителя (учредителей) и редакционной коллегии, и, следовательно, оба должны быть сторонами в этом разбирательстве. Главный редактор представляет редакционную коллегию по должности.

 

Власти могут выносить официальные предупреждения, которые влекут за собой правовые последствия для учредителя или редакционной коллегии (главного редактора) средства массовой информации; судебный пересмотр таких предупреждений (до сентября 2015 г.) проводился в соответствии с главами 23 и 25 Гражданского процессуального кодекса. В таких случаях суды должны оценить формулировки оспариваемых заявлений, контекст их публикации (например, их цель, жанр или стиль; было ли это политическим выступлением или было направлено на обсуждение вопроса, представляющего общественный интерес; позицию журналиста по оспариваемые заявления, если таковые имеются), социальный и политический контекст в стране или в ее части (относящийся к области, где действует СМИ).

 

В соответствии с Законом о средствах массовой информации в рамках производства по делу о прекращении деятельности средства массовой информации суд может принять обеспечительные меры, которые могут включать, в исключительных случаях, временное приостановление его деятельности.

 

Прекращение работы торговой точки влечет запрет на производство и распространение ее контента. Такая мера может быть применена только на основаниях и в порядке, перечисленных в разделах 4 и 16 Закона о средствах массовой информации или разделах 8 и 11 Закона о борьбе с экстремизмом.

 

Между этими двумя системами есть заметные различия: в рамках первой системы суд должен принимать во внимание только нарушения статьи 4 Закона о средствах массовой информации, указанные в письменных предупреждениях основателю или редакционной коллегии (главному редактору) издания; обращение ко второй схеме не требует наличия дополнительных официальных предупреждений для установления новых фактов, указывающих на экстремизм со стороны СМИ, которые затем служат основанием для прекращения его деятельности. 

 

Если рассмотрение требования о прекращении эксплуатации масс – медиа на выход, суд обладает юрисдикцией для рассмотрения законности (правомерность) релевантного официального предостережения (пункт 36 из правящих).

 

72. Впоследствии Верховный суд, заседая в качестве апелляционного суда по делу, указал, что указание Пленума в пункте 36 его постановления означает, что официальное предупреждение является доказательством, которое как таковое должно рассматриваться и оцениваться вместе с другими доказательствами в в соответствии с правилами статьи 67 Гражданского процессуального кодекса (решение № 20-G10-11 от 9 ноября 2010 г.)

 

E. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях 

 

73. В июле 2007 года в Кодекс об административных правонарушениях была внесена новая статья 20.29, предусматривающая наказание в виде штрафа или административного задержания за массовое производство или массовое распространение экстремистских материалов, которые уже были запрещены путем включения в специальный федеральный реестр экстремистский материал. 

 

II. ДОКУМЕНТЫ СОВЕТА ЕВРОПЫ

 

74. 30 октября 1997 г. Комитет министров Совета Европы принял Рекомендацию № R (97) 20 о «разжигании ненависти» и приложение к ней. Комитет министров рекомендовал правительствам государств-членов руководствоваться определенными принципами в своих действиях по борьбе с языком вражды (см., В частности, Принцип 5). 

 

75. 13 декабря 2002 г. Европейская комиссия по борьбе с расизмом и нетерпимостью (ЕКРН) Совета Европы приняла Общую политическую рекомендацию No. 7 о национальном законодательстве по борьбе с расизмом и расовой дискриминацией. Рекомендация была пересмотрена в декабре 2017 года. 8 декабря 2015 года ЕКРН приняла Общую политическую рекомендацию No. 15 о борьбе с разжиганием ненависти (см., В частности, § 10) и Пояснительный меморандум к этой рекомендации (см., В частности, §§ 7, 14-16, 148 и 169). 1 июля 2021 года ЕКРН пересмотрела Общую политическую рекомендацию № 9 (принят в 2004 г.) о предотвращении антисемитизма и борьбе с ним (см., В частности, §§ 12 и 13). 

 

76. Мнение № 660/2011, принятый Европейской комиссией за демократию через право (Венецианская комиссия) в 2012 году, содержит оценку Закона о борьбе с экстремизмом, упомянутого выше (см., Среди прочего, §§ 32-35). 

ЗАКОН

 

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ В СВЯЗИ С УГОЛОВНЫМ ПРИГОВОРОМ ЗАЯВИТЕЛЯ

 

77. Заявитель жаловался в соответствии со статьей 10 Конвенции на его осуждение по уголовному делу в связи с выбором редакции, касающимся публикации материала под заголовком «Смерть России!»

 

78. Соответствующие части статьи 10 Конвенции гласят следующее: 

 

«1. Каждый имеет право на свободное выражение своего мнения. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без вмешательства со стороны государственных властей и независимо от государственных границ...

 

2. Осуществление этих свобод, поскольку оно влечет за собой обязанности и ответственность, может подлежать таким формальностям, условиям, ограничениям или штрафам, которые предписаны законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной безопасности. добросовестности или общественной безопасности, для предотвращения беспорядков или преступлений, для защиты здоровья или нравственности, для защиты репутации или прав других, для предотвращения раскрытия информации, полученной конфиденциально, или для поддержания авторитета и беспристрастности судебная власть».

 

 

 

79. Ссылаясь на статью 17 Конвенции, Правительство утверждало, что национальные суды установили, что материал, озаглавленный «Вы проголосовали, вы имеете право судить!» и «Смерть России!» а также некоторые другие статьи, опубликованные в газете, содержали призывы к насильственному изменению основ конституционного режима Российской Федерации и нарушению ее территориальной целостности, а также разжигание межнациональной, религиозной и социальной розни. Подобные призывы к экстремистской деятельности нарушали общественный порядок (общественный порядок) и были направлены на оскорбление многонационального народа России. Завершая соответствующий раздел своих замечаний, Правительство заявило, что «заявление» должно быть признано несовместимым. природа материи.

 

80. Заявитель признал, что текст Д. сам по себе не гарантирует защиты в соответствии с Конвенцией, поскольку это была речь, несовместимая с ее ценностями. Однако оценка действий заявителя зависела не только от содержания этого текста, но и от его контекста, а также от различия между автором языка вражды и ролью СМИ в освещении вопросов, представляющих общественный интерес. Заявитель предоставил средство для осуществления свободы выражения мнения другим лицом и не одобрил и не поддержал оспариваемый текст. Он не был осужден за отрицание основных прав, и его действия нельзя приравнивать к расистским, антисемитским высказываниям, прямо противоречащим ценностям Конвенции. Он был осужден, по сути, за заявление против государства, мотивированное «его негативным отношением к существующему общественному и политическому режиму». Таким образом, рассмотрение статьи 17 Конвенции должно было быть объединено с рассмотрением жалобы по существу в соответствии со статьей 17 Конвенции. 10 Конвенции.

 

 

81. Статья 17 Конвенции гласит:

 

«Ничто в [Конвенции] не может быть истолковано как подразумевающее для любого государства, группы или лица какое-либо право участвовать в любой деятельности или совершать какие-либо действия, направленные на уничтожение любых прав и свобод, изложенных в настоящем документе, или на их ограничение в большей степени, чем это предусмотрено в Конвенции».

 

82. Суд повторяет, что действие статьи 17 Конвенции заключается в отрицании осуществления права по Конвенции, которое заявитель пытается подтвердить в ходе разбирательства в Суде (см. Perinçek v. Switzerland [GC], № 27510/08)., § 114, ECHR 2015 (выдержки). Статья 17 применима только в исключительных случаях и в крайних случаях, и в делах, касающихся статьи 10 Конвенции, к ней следует прибегать только в том случае, если сразу становится ясно, что оспариваемые утверждения были направлены на отклонение этой статьи от ее истинной цели путем использования право на свободу выражения мнения в целях, явно противоречащих ценностям Конвенции (там же, § 114, и Пастёрс против Германии, № 55225/14, § 37, 3 Октябрь 2019 г.). Решающим моментом при оценке того, исключены ли эти утверждения из-под защиты статьи 10 статьей 17, является то, направлены ли эти утверждения против основополагающих ценностей Конвенции или, делая заявление, автор попытался ссылаться на Конвенцию для участия в какой-либо деятельности. или совершать действия, направленные на уничтожение закрепленных в нем прав и свобод (см. Kilin v. Russia, № 10271/12, § 48, 11 мая 2021 г.)

 

83. Доводы властей Российской Федерации по статье 17 Конвенции, по всей видимости, связаны с судебным разбирательством, в котором оспариваемые материалы были классифицированы как «экстремистские материалы», или судебным разбирательством, в ходе которого газета была выпущена с соответствующими антиэкстремистскими предостережениями. В доводах властей Российской Федерации не упоминались какие-либо фактические или правовые вопросы, непосредственно относящиеся к уголовному преследованию заявителя, которое было предметом настоящей отдельной жалобы, которая была передана властям Российской Федерации.

 

84. Даже согласившись с тем, что Правительство должным образом выдвинуло возражение по статье 17 в отношении настоящей жалобы, Суд считает, что не сразу ясно, что редакционный выбор заявителя в настоящем деле был направлен на то, чтобы отклонить статью 10 от ее истинной цели, используя его право на свободу выражения в целях, явно противоречащих ценностям Конвенции. Таким образом, возражение отклоняется. 

 

85. Суд также отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной ни – не основано ни неприемлемой по каким – либо иным основаниям, перечисленным в статье 35 Конвенции. Следовательно, он должен быть объявлен приемлемым.

 

 

 

 

86. Повторяя свои доводы в отношении статьи 17 Конвенции (см. Пункт 80 выше), заявитель утверждал, что оценка его действий и вмешательство государства в его свободу выражения мнения посредством осуждения по уголовному делу не может ограничиваться содержанием заявления Д. текст, но его следует рассматривать в контексте и в свете различия между автором языка ненависти и ролью СМИ в освещении вопросов, представляющих общественный интерес. Заявитель не мог нести прямую ответственность за подстрекательство других к «экстремистской деятельности», поскольку газета просто предоставляла форум для распространения речи другого человека. Хотя средства массовой информации могут быть привлечены к ответственности, если они приняли или предположили, что поддержали это заявление.

 

87. Заявитель утверждал, что власти ошибочно приписали ему содержание «письма», написанного Д. Заявитель поместил это письмо и некоторые другие материалы под заголовком «Смерть России!» и добавил вопрос читателя, предполагающий, что Д. поддерживает «чеченских повстанцев». Более того, по словам заявителя, он явно дистанцировался от содержания письма с помощью фразы «Я объясните: у нас есть такие читатели». В следующем номере газеты он прямо заявил, что не разделяет взглядов Д., но опубликовал свое письмо, поскольку верит в свободу слова и свой долг распространять информацию. Критика заявителем взглядов Д. не была двусмысленной или противоречивой. Его намерение дистанцироваться от Д. подтверждено заключением психологической экспертизы. Более того, в конце каждого номера газеты был стандартный отказ от ответственности, в котором говорилось, что взгляды редактора не обязательно совпадали с взглядами, выраженными в статьях и письмах, опубликованных в газете. В этом контексте заявитель не мог знать или должен был знать, что, даже если он выразит свое несогласие и критику, он все равно будет привлечен к уголовной ответственности по статье 280 Уголовного кодекса.

 

88. Важно отметить, что заявитель не был привлечен к ответственности в соответствии с уголовно – предоставление права, запрещающего распространение экстремистских материалов. Такое положение было только в Федеральном кодексе об административных правонарушениях. Он был признан виновным в уголовном процессе за прямое (умышленное) подстрекательство к совершению экстремистской деятельности. Однако власти не допросили Д. и не указали, какие части текста Д. приписываются заявителю.

 

89. Использование заголовка «Смерть России!» воспроизвел заключительную строку письма Д. Заголовок был сенсационным, это приемлемый журналистский прием. Его нельзя было разумно истолковать как попытку подстрекательства к насилию против отдельного лица, государственного должностного лица или группы населения. Заголовок был выбран редакцией, не отличающимся от выбора других редакторов при обобщении содержания публикуемых ими статей. Заголовок следует интерпретировать как выражение политического мнения, а не пропаганду или подстрекательство к насильственным политическим действиям. Это было абстрактное выражение, а не язык прямого подстрекательства, предназначенный для поощрения конкретных действий против определенных лиц или групп.

 

90. Явной и реальной опасности не было, поскольку заявление (заголовок) не могло быть вызвано и фактически не вызвало немедленного насилия или восстания. Заявление было удалено во времени и пространстве от любого насилия, фактического или надвигающегося. Даже если предположить, что заголовок может быть разумно истолкован как выражение его собственной точки зрения, а не как резюмирующее письмо Д., это не было сделано в ситуации какого-либо продолжающегося конфликта. Уголовное преследование заявителя было возбуждено всего через два года после публикации заголовка. Между тем, никаких актов насилия в связи с письмом Д. зафиксировано не было. 

 

91. Заявитель опубликовал текст Д. в контексте преднамеренно широкомасштабных дебатов среди читателей Duel. Она всегда позиционировала себя как газета «для читателей и для читателей». После того, как Д. «невольно» начал дискуссию о том, определяется ли менталитет человека его или ее этнической принадлежностью, приведя в качестве примера г-на Ильина, Г. затем спросил его о его участии в еврейском эмиграционном движении. В своем последующем тексте Д. отрицал, что он еврей, и выражал ненависть к евреям. К тому времени стало ясно, что он поддерживал «чеченских повстанцев», что поставило вопрос о его дальнейшем сотрудничестве с газетой. 

 

92. Суды по уголовным делам не уточнили, какие из основ конституционного режима были поставлены под угрозу действиями заявителя. 

 

 

93. Правительство утверждало, что Д. подтвердил в своем тексте, что лицо еврейского происхождения или лицо, исповедующее иудаизм, не могло быть истинным патриотом России; что служение национальным интересам не было обязательным для того, чтобы быть русским в душе человека; что различные инициативы, поддерживаемые евреями, нанесли ущерб российскому государству и обществу; и что Россию как еврейское государство пришлось уничтожить. Затем заявителю было вынесено официальное предупреждение о борьбе с экстремизмом, поскольку регулятор СМИ посчитал, что этот текст подорвал национальную безопасность России и содержал заявления, разжигающие этническую, социальную и религиозную рознь, унижающие достоинство русской нации (русской нации) и призывал к полному уничтожению Российского государства и людей русской и еврейской национальностей.

 

94. Затем текст Д. был засекречен и запрещен к распространению как экстремистский материал. В соответствующем разбирательстве суд заказал заключение лингвистической экспертизы, отметив различия между более ранними лингвистическими отчетами и мнением, выраженным профессором Б. В этом новом отчете говорилось, что материал, который включал текст Д. под заголовком «Смерть России!» содержали заявления, призывающие к подрыву национальной безопасности и полному разрушению государства, таким образом, с целью насильственного изменения конституционного режима и насильственного нападения на территориальную целостность России, а также разжигания этнической, социальной и религиозной розни. Признав текст Д. экстремистским материалом, суд признал эти элементы установленными. 

 

95. В уголовном процессе против заявителя лингвистические специалисты пришли к выводу, что в тексте Д. утверждалось, что у него «не было [не было] ни капли еврейской крови»; что Россия должна была быть «уничтожена» как еврейское государство; что текст Д. призывал к конкретным действиям, направленным на исправление плохого положения дел в России, в частности, путем разрушения нынешнего государства насильственными средствами; автор считал такой курс действий полезным для России, поскольку пути к улучшению через реформы не оставалось. Д. завершил свой текст фразой «Смерть России!» Та же фраза была помещена в заголовок текста, тем самым подчеркивая смысл текста, в частности, разрушение России как еврейского государства. Часть текста, начинающаяся словами «В общем,...» и заканчивающаяся «Смерть России!» Означало призыв к уничтожению России. Заголовок также был публичным призывом в том же духе. Лингвисты также отметили, что текст содержит оскорбительные высказывания в адрес людей еврейской национальности, негативную эмоциональную оценку этих людей и негативное отношение к ним и Русской православной церкви. Текст содержал как положительные, так и отрицательные оценки людей русской национальности, в частности, в отношении их якобы унизительного положения рабов в еврейском государстве.

 

96. Другая группа лингвистов посчитала, что основным выводом текста Д. была необходимость устранения всех граждан Российской Федерации и создания нового государства, состоящего из истинных русских патриотов, которые будут членами «Арийской Руси». нация» и будет стремиться к ликвидации еврейского государства в России.

 

97. Суд по уголовным делам принял во внимание все заключения экспертов и сформировал собственное мнение о действиях заявителя. Суды уточнили, к какой экстремистской деятельности призывал заявитель. Хотя в приговоре по уголовному делу не цитировалась проблемная часть текста Д., в нем содержалась ссылка на часть, начинающуюся со слов «В целом,...» и заканчивающуюся «Смерть России!»

 

98. Опубликованные материалы были грубыми и оскорбительными по отношению к большой группе граждан. 

 

99. Суд по уголовным делам принял во внимание тот факт, что было распространено 10 900 экземпляров соответствующего номера газеты и что этот номер также был опубликован на веб-сайте газеты, что свидетельствует о широком распространении экстремистских материалов. Один человек заявил на суде, что газета ранее публиковала экстремистские материалы. Заявитель выиграл от справедливого судебного разбирательства при должном уважении равенства сторон и состязательности процедуры. При выборе приговора суд по уголовным делам принял во внимание характер преступления и его опасность, влияние приговора на исправление его поведения, личность заявителя и его семейное положение. 

 

100. Правительство пришло к выводу, что вмешательство было убедительно доказано как «необходимое в демократическом обществе». 

 

 

 

101. Суд считает, что преследование и осуждение заявителя составили «вмешательство» в соответствии с пунктом 1 статьи 10 Конвенции. 

102. На данном этапе Суд отмечает отсутствие ясности в отношении объема уголовного обвинения против заявителя, в частности, в отношении «экстремистской деятельности», за которую он был осужден, в связи с его собственными действиями, связанными с публикацией оспариваемый материал. 

 

103. Суд первой инстанции отметил, что текст Д. (а не собственное поведение заявителя) содержал призывы к осуществлению экстремистской деятельности, направленной на нарушение целостности Российской Федерации и разжигание расовой, национальной или религиозной розни в сочетании с насилие или угрозы насилием; при унижении (уничтожении) этнического достоинства (см. пункт 53 выше). При этом следует также отметить, что суд первой инстанции опирался на выводы, сделанные экспертами в области лингвистики и психологии (см. Пункт 52 выше). Этот факт может объяснить, почему, признав заявителя виновным, суд, по-видимому, сохранил только элементы, относящиеся к национальной безопасности и насильственному изменению конституционного режима (см. Пункт 53 выше). 

 

104. При характеристике обвинения суд первой инстанции сделал четкий акцент на политической позиции заявителя и опасности, которую его действия (публикация оспариваемых материалов) представляют для национальной безопасности и неуказанных основ конституционного режима. Суд будет действовать при том понимании, что заявитель был осужден за публичные призывы к другим заниматься деятельностью, подпадающей под действие двух конкретных «экстремистских видов деятельности», упомянутых в Законе о борьбе с экстремизмом: деятельность, направленная на насильственное изменение основ конституционный режим и подрыв национальной безопасности (см. параграф 66 выше). 

 

 

105. «Вмешательство» нарушает статью 10 Конвенции, если оно не удовлетворяет требованиям ее параграфа 2. Необходимо определить, было ли вмешательство предусмотрено законом, преследовало ли одну или несколько законных целей, определенных в этом параграфе, и было ли оно необходимо в демократическое общество для достижения этих целей. 

 

 

106. Не оспаривалось, что осуждение заявителя имело основу в национальном законодательстве – часть 2 статьи 280 Уголовного кодекса в совокупности с разделом 1 Закона о борьбе с экстремизмом – и что эти положения были доступны. 

 

107. Заявитель поставил под сомнение те положения, которые применялись судами в его деле, утверждая, что его осуждение за публикацию материала другого лица, от которого он дистанцировался, выходило за рамки того, что можно было разумно предвидеть. 

 

108. В настоящем деле существенный вопрос заключается в том, знал ли заявитель, публикуя оспариваемую статью в газете, редактором которой он был редактором, или должен был знать – в случае необходимости, с соответствующей юридической консультацией, – что такие действия может привлечь его к ответственности в соответствии с частью 2 статьи 280 Уголовного кодекса за «публичный призыв» к другим лицам участвовать в определенных видах «экстремистской деятельности», перечисленных в разделе 1 Закона о борьбе с экстремизмом. 

 

109. В рассматриваемой области может быть трудно сформулировать законы с абсолютной точностью, и может потребоваться определенная степень гибкости, чтобы позволить национальным судам оценить, может ли конкретное действие рассматриваться как способное приравниваться к «публичному обращению». призывают «к экстремистской деятельности, в частности, против» основ конституционного режима» (см. Башкая и Окчуоглу против Турции [GC], №№ 23536/94 и 24408/94, § 39, ECHR 1999 – IV; Öztürk v.. Turkey [GC], № 22479/93, § 55, ECHR 1999 – VI; и Karademirci и другие против Турции, № 37096/97 и 37101/97, § 39, ECHR 2005 – I). Суд постоянно считал, что в любой правовой системе, включая уголовное право, независимо от того, насколько четко сформулировано правовое положение, неизбежно возникнет потребность в толковании со стороны судов, чья судебная функция состоит именно в прояснении неясных моментов и развеивании любых сомнений. которая может оставаться в отношении толкования законодательства (см, например, Öztürk, упомянутое выше, § 55, и, с соответствующими изменениями, Jorgic v. Germany, нет. 74613/01, § 101, ECHR 2007 – III). 

 

110. Что касается российского законодательства о борьбе с экстремизмом, Суд подчеркнул, что положения уголовного законодательства, направленные против высказываний, которые разжигают, поощряют или оправдывают насилие, ненависть или нетерпимость, должны четко и точно определять масштаб соответствующих преступлений, и что эти положения должны строго толковаться, чтобы избежать ситуации, когда дискреционные полномочия государства по преследованию за такие правонарушения становятся слишком широкими и потенциально могут стать предметом злоупотреблений посредством выборочного правоприменения (см. Савва Терентьев против России, № 10692/09, § 85, 28 августа 2018 г.)

 

111. В той мере, заявитель жаловался на то, что национальные суды были неправильно применил статью 280 Уголовного кодекса, суд вновь повторяет, что это в первую очередь для национальных властей, в частности судов, интерпретировать и применять внутреннее право. Этот вопрос скорее относится к релевантности и достаточности причин, приведенных ими для обоснования его осуждения, и должен быть рассмотрен при оценке того, было ли вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения «необходимым в демократическом обществе». 

 

112. С учетом выводов Суда относительно того, было ли осуждение по уголовному делу необходимо в демократическом обществе для достижения определенных законных целей (см. Пункты 120-147 ниже), Суду не нужно определять, было ли вмешательство предусмотрено законом в пределах значение пункта 2 статьи 10 Конвенции. 

 

 

113. Именно со ссылкой на доводы властей Российской Федерации и, прежде всего, на соответствующие внутренние выводы о «необходимости» вмешательства в демократическое общество во исполнение законной цели или, по крайней мере, обоснования лежащей в основе законодательной базы, Суд займет позицию относительно соответствующей законной цели (целей) (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Килин против Франции», § 61). Ссылаясь на законную цель, Правительство должно продемонстрировать, что, применяя наказание в отношении заявителя, национальные суды имели в виду эту законную цель (там же и Перинчек, § 152).

 

114. Правительство не представило конкретных аргументов относительно законной цели, указанной в пункте 2 статьи 10 Конвенции, преследуемой путем осуждения заявителя по обвинению в соответствии с частью 2 статьи 280 Уголовного кодекса. Они опирались только на выводы, сделанные национальными властями в отношении того типа «экстремистской деятельности», к которому призывал Д. текст. 

 

115. Суд повторяет уже на данном этапе, что из его прецедентного права очевидно, что если высказанные взгляды, например, по политическим вопросам, не содержат подстрекательства к насилию – другими словами, если они не рекомендуют прибегать к насильственным действиям или кровавой мести., оправдывают совершение террористических преступлений, преследуя цели своих сторонников, или могут быть истолкованы как способствующие насилию, выражая глубоко укоренившуюся и иррациональную ненависть к установленным лицам – Договаривающиеся государства не должны ограничивать на основе целей, изложенных в Пункт 2 статьи 10, касающийся защиты территориальной целостности и национальной безопасности и предотвращения беспорядков или преступлений, права общественности на получение информации об этих взглядах (см. Gözel and Ozer v.. № 43453/04 и 31098/05, § 56, 6 июля 2010 г., и Мехди Танрыкулу против Турции (Mehdi Tanrıkulu v. 9735/12, § 26, 5 мая 2020 г., по делу Сюрек против Турции (№ 4) [GC], no. 24762/94, § 60, 8 июля 1999 г., все в отношении обвинений в уголовных преступлениях, связанных с деятельностью средств массовой информации).

 

116. Принимая во внимание содержание оспариваемых материалов, аргументацию уголовных судов и отсутствие каких-либо разъяснений со стороны властей Российской Федерации, Суд не убежден, что осуждение заявителя было вынесено в соответствии с «интересами территориальной целостности» (см. Сайгили и Караташ. против Турции, № 6875/05, § 33, 16 января 2018 г.). 

117. Понятие «национальная безопасность» следует применять сдержанно и толковать ограничительно (там же). Принимая во внимание ссылки суда первой инстанции на национальную безопасность, Суд считает, что осуждение заявителя, по крайней мере, prima facie, отвечало интересам национальной безопасности. 

 

118. Что касается призыва к насильственному изменению основ конституционного режима, Суд признает, что защита прав меньшинств и межэтнического согласия может рассматриваться, особенно в многоэтническом обществе, как часть конституционного строя. основы государства, а также национальной безопасности. Однако Суд отмечает, что национальные суды не указали, какая из конституционных основ (см. Пункт 62 выше) была поставлена на карту и подверглась риску «принудительного» изменения. Возникает вопрос, о какой законной цели по смыслу статьи 10 Конвенции речь шла. 

 

119. Поскольку неясно, что уголовное обвинение и приговор в том виде, в каком они были сформулированы, преследовали цель защиты «прав других», в частности, достоинства людей еврейской или русской национальности (см. Пункт 104 выше; сравните «Атаманчук против России», жалоба № 4493/11, § 42, 11 февраля 2020 г.), поскольку заявитель выглядел осужденным за призывы к насильственным действиям по отношению к политическому режиму, в настоящем деле Суд будет принимать во внимание соображения общественной безопасности и предотвращение беспорядков и преступлений (сравните Национальный турецкий союз Kungyun v. Bulgaria, № 4776/08, § 40, 8 Июнь 2017 г., а также Аюб и другие против Франции, № 77400/14 и 2 других, § 105, 8 октября 2020 г.)

 

 

120. Остается задача Суда определить, было ли осуждение заявителя «необходимым в демократическом обществе» в интересах национальной безопасности, общественной безопасности и предотвращения беспорядков и преступлений. 

 

а) Общие принципы

 

121. Общие принципы, касающиеся свободы прессы, хорошо – установлено прецедентным правом Суда (см. Bedat против Швейцарии. [GC], № 56925/08, § 48, 29 марта 2016, Magyar Хельсинки. Bizottság v Венгрия [GC] от 8 ноября 2016 г., жалоба № 18030/11, § 165; и Satakunnan Markkinapörssi Oy и Satamedia Oy против Финляндии [GC], № 931/13, §§ 124-27 и 186, 27 июня 2017 г.; см. также Педерсен и Баадсгаард против Дании [GC], нет. 49017/99, § 77, ECHR 2004 – XI, и Couderc and Hachette Filipacchi Associés против Франции [GC], no. 40454/07, § 142, ECHR 2015 (выдержки)

).

 

122. Суд отмечает на данном этапе, что заявитель был привлечен к ответственности в связи с так называемым «антиэкстремистским» законодательством, касающимся борьбы с ненавистническими высказываниями, терроризмом и сепаратизмом. 

 

123. В этой связи Суд ссылается на принципы, установленные в делах, касающихся политических идей, которые бросают вызов существующему порядку и нынешним принципам и структурам данного государства, с призывами к насилию или без них (см. Социалистическая партия и другие против Турции, 25 May 1998, § 47, Отчеты о постановлениях и решениях 1998 – III; Станков и Объединенная македонская организация Илинден против Болгарии, №№ 29221/95 и 29225/95, § 97, ECHR 2001 – IX; Объединенная македонская организация Илинден и Другие против Болгарии, № 59491/00 . § 79, 19 января 2006 г.; Эгитим ве Билим Эмекчилери Сендикасы против Турции (Eitim ve Bilim Emekçileri Sendikası v. 20641/05, §§ 70 и 74-75, ECHR 2012 (выдержки); Дмитриевский против России, нет. 42168/06, § 96, 3 октября 2017 г.; и Стомахин против России, нет. 52273/07, §§ 85, 86 и 92, 9 мая 2018 г.). В частности, пределы допустимой критики шире в отношении правительства, чем в отношении частного лица или даже политика (см. Incal v. Turkey, 9 июня 1998 г., § 54, Отчеты о постановлениях и решениях 1998 – IV, и Ялчинер против Турции, № 64116/00. § 43, 21 февраля 2008 г.)

 

124. Суд также ранее заявлял, что при осуществлении своего права на свободу выражения мнения посредством предоставления СМИ и, таким образом, оказания помощи другим в распространении своих заявлений, главные редакторы, владельцы СМИ и издатели несут «обязанности и ответственность» в соответствии со статьей 10 § 2, и что их юридическая ответственность может быть совместима с этой статьей, где было установлено, что эти заявления подстрекают к насилию и разжигают ненависть, даже если они лично не связывали себя с ними (см., среди прочего, Gürbüz and Bayar. v не Турция, не. 8860/13, §§ 43 – 44, 23 июля 2019, сравните Йерсилд v Дания., 23 сентября 1994 года, § 35, Серия А, № 298, в котором Суд установил нарушение статьи 10 в связи с осуждением заявителя за пособничество и подстрекательство к распространению интервью, содержащего расистские высказывания). Суд ранее принимал во внимание – в основном, в делах о «разжигании ненависти» – намерение или цель, преследуемую заявителем, в частности, когда это соображение было частью аргументации уголовных судов (см. Килин, упомянутое выше, § 72 и упомянутые в нем дела). Например, тот факт, что лицо, участвовавшее в распространении заявлений другого человека, действовало без намерения разжечь ненависть или насилие, или, a fortiori, цель распространения таких заявлений заключалась в том, чтобы осуждать или разоблачать, например, расистские или нетерпимые взгляды (см. Jersild, упомянутое выше, §§ 32-33), рассматривалось Судом как важный фактор для оценки того, было ли убедительно доказано, что осуждение за уголовное преступление было «необходимым в демократическое общество» в соответствии со статьей 10 Конвенции. 

 

(б) Применение принципов к настоящему делу

 

125. Материал, за который заявитель был осужден, повлек за собой два других типа мер со стороны государства, а именно предупреждение о борьбе с экстремизмом и классификацию как «экстремистский материал» и запрет на его дальнейшее распространение (см. Параграфы 27), 34 и 35 выше). Настоящая жалоба в Суд касается осуждения заявителя по уголовному делу. 

 

 

126. Преступное поведение, вменяемое заявителю, состояло в его действиях в качестве редактора газеты, в частности, путем добавления заголовка «Смерть России!» к тексту Д. и публикации этого материала в виде газетной статьи. Неясно, удерживалось ли добавление заявителем раздела вопросов и ответов против него в уголовном производстве (см. Пункт 22 выше). 

 

127. Российский суд посчитал, что эти действия со стороны заявителя равносильны публичным призывам к другим людям участвовать в «экстремистской деятельности», как это определено в статье 1 Закона о борьбе с экстремизмом. В статье 280 Уголовного кодекса акцент делается на призывы к умышленной экстремистской деятельности. Эти звонки оценивались со ссылкой на «цель», которую преследует общающееся лицо, то есть цель подстрекательства других к совершению экстремистской деятельности (см. Также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Килин против Франции», § 75). 

 

128. В задачу Европейского Суда не входит определение состава преступления, за которое заявитель был признан виновным в соответствии со статьей 10 Конвенции, в соответствии со статьей 10 Конвенции. Однако он должен установить, отвечало ли это убеждение «насущной общественной потребности» и было ли оно «необходимым в демократическом обществе» для законных целей, упомянутых в пункте 120 выше. По сути, это связано с объемом обвинений в отношении заявителя и доводами национальных судов о том, что Суд сделает это. 

 

129. Суд не может не отметить, что текст Д. содержал утверждения, относящиеся к определенной группе людей, и что эти утверждения носили антисемитский характер. Оспариваемую часть текста Д. можно охарактеризовать как расистскую тираду, без какой-либо фактической основы для содержащихся в ней радикальных заявлений и утверждений. Однако, внимательно изучив судебное решение (см. Пункты 53-57 выше), Суд сомневается, что элемент расистского дискурса в какой-либо значительной степени послужил основанием для оправдания обвинительного приговора в настоящем деле (см. Также пункты 104 и 119). выше). Судебные решения не содержат конкретной аргументации по этому элементу, в том числе в отношении соответствующих принципов в соответствии со статьей 10 Конвенции (см. Kilin, упомянутое выше, § 71, и RID Novaya Gazeta and ZAO Novaya Gazeta v. Russia, no. 44561/11, § 91, 11 May 2021; see also paragraphs 74 and 75 above).

 

130. Против заявителя было предъявлено обвинение в его предполагаемом подстрекательстве к деятельности, направленной на насильственное изменение основ конституционного режима и подрыв национальной безопасности (см. Пункт 104 выше). Суд должен определить, было ли осуждение заявителя по уголовному делу на этом основании убедительно оправданным в интересах национальной безопасности и общественной безопасности, а также для предотвращения беспорядков или преступлений (см. Пункты 117–119 выше). 

 

131. Суд отмечает, что проблемная часть текста Д. призывала к «разрушению» нынешнего политического режима в России. Текст почти не оставил сомнений в его значении, когда четко заявил, что путь реформ оказался неэффективным и что единственное решение будет заключаться в полном разрушении этого «государства» путем его замены другим государством, а не в «изменении режима».

 

132. Что касается выбора заявителя опубликовать этот текст, Суд повторяет, что для оценки важности заинтересованности человека в осуществлении его или ее права на свободу выражения мнения Суд должен сначала изучить характер его или ее утверждений (см. Perinçek, упомянутое выше, § 229). Соответствующий вопрос заключается в том, принадлежали ли эти утверждения к типу выражения, имеющему право на усиленную или ограниченную защиту в соответствии со статьей 10 Конвенции, что, в конечном итоге, должен решать Суд с учетом выводов национальных судов в этом отношении (см., например, Satakunnan Markkinapörssi Oy и Satamedia Oy, упомянутое выше, § 174; Bédat, упомянутое выше, § 66; и Herbai v. 11608/15, §§ 43-44, 5 ноября 2019 г.). Выражение мнения по вопросам, представляющим общественный интерес, в принципе имеет право на более сильную защиту, тогда как выражение, которое поощряет или оправдывает насилие, ненависть, ксенофобию или другую форму нетерпимости, обычно не может требовать защиты (см. Perinçek, § 230). 

 

133. Заявитель выдвинул ряд аргументов, касающихся законного осуществления своего права на свободу выражения мнения, в рамках своей линии защиты от обвинения в преднамеренных публичных призывах к экстремистской деятельности (см. Пункты 61 и 86-92 выше; сравните Kilin, упомянутое выше, § 80). В этом контексте, с должным учетом презумпции невиновности, уголовные суды должны были привести убедительные причины для отклонения этих аргументов (см. Sürek v. Turkey (№ 1) [GC], № 26682/95, § 63, ECHR 1999 – IV).

 

134. Национальные суды посчитали, что редакционный выбор заявителя, включая формулировку и добавление заголовка «Смерть России!», Был обусловлен его негативным отношением к существующему общественному и политическому режиму в России. Хотя заявитель не отрицал этого, уголовные суды должны были разработать это общее утверждение в отношении конкретного уголовного обвинения в подстрекательстве к экстремистской деятельности, в частности, в отношении мотивации заявителя к распространению взглядов Д. (например, в отношении чеченцев, евреев или политического режима) и за то, что он делал это так, как он.

 

135. Суды не вникали в элементы непосредственного или более широкого контекста, например, выражал ли заявитель при публикации текста Д. какое-либо одобрение, одобрение или поддержку в отношении содержания. Отмечается, что публикация текста Д. «О [матери]» была частью дебатов между Д. и Г. Эти дебаты возникли и были вызваны более ранними решениями заявителя опубликовать текст Д. сначала текст, а затем реакция Г. на него (см. пункты 18-19 выше). Кроме того, хотя вполне возможно, что один и тот же читатель не обязательно прочитал как оспариваемый материал в июне 2006 г., так и заявление заявителя в следующем выпуске в августе 2006 г.,

 

136. По мнению Суда, в том, что касается статьи 10 Конвенции, даже с учетом того, что было установлено несогласие заявителя с определенной политикой государства, одного этого фактора не обязательно будет достаточно, чтобы доказать его намерение подстрекать других к участию в деятельность, направленная на насильственное свержение правительства или иной подрыв национальной безопасности. Заявитель решил добавить заголовок «Смерть России!» не обязательно будет окончательным и в этой связи. Хотя этот заголовок мог шокировать или обеспокоить некоторых читателей, было очевидно, что он дословно воспроизводил заключительное замечание из текста Д.. Суд неизменно заявлял, что это не для него, равно как и для национальных судов, Jersild, упомянутое выше, § 31, и Stoll v. Switzerland [GC], no. 69698/01, § 146, ECHR 2007 – V). Не было убедительно установлено, что заявитель намеревался подстрекать к насилию. Суды также не оценили довод заявителя о том, что он намеревался (в дальнейшем) разоблачить и дискредитировать взгляды Д. путем дословной публикации провокационного и спорного текста, а также путем добавления другого текста, касающегося позиции Д. в отношении ситуация в Чеченской республике. 

 

137. В той степени, как элемент воздействия определенных взглядов, даже противоречивый или вредные, касаются (сравните Йерсилд, §§ 33 – 35; РИД Новой газеты и ЗАО Новой газеты, §§ 92-98, и упомянутые выше, и Ik v. Turkey (№ 2), № 36493/17, § 133, 24 ноября 2020 г.), суды по уголовным делам не убедительно установили, что основная цель редакционного выбора заявителя не заключалась в том, чтобы тем самым способствовать обсуждению вопрос, представляющий общий интерес, или то, что то, как он выполнял соответствующие обязанности и ответственность, не соответствовало стандартам ответственной журналистики. 

 

138. Суд подчеркивает, что его выводы, сделанные в предыдущих пунктах, не следует рассматривать как одобрение языка, используемого в тексте Д., или высказанных в нем взглядов. Выводы Суда по настоящему делу ограничиваются указанием на то, что в своих решениях уголовные суды недостаточно обосновали обвинительный приговор в обстоятельствах настоящего дела (см. Пункт 129 выше). Действительно, похоже, что при вынесении своих решений в отношении публикации этого конкретного текста национальные суды были мотивированы, довольно чрезмерно и необоснованно, предыдущими критическими взглядами заявителя на национальную политическую систему (см. Также параграфы 104 и 134. выше; сравните М'Бала М'Бала против Франции (реш.), № 25239/13, §§ 37 и 39, ECHR 2015 (выдержки), и Kilin, упомянутое выше, §§ 73, 81, 89 и 90).

 

139. Суд помнит о своей принципиально вспомогательной роли в механизме, установленном Конвенцией, в соответствии с которым Договаривающиеся стороны несут основную ответственность за обеспечение прав и свобод, определенных в Конвенции и Протоколах к ней (см. Дубска и Крейзова против Чешской Республики [ БП ], №№. 28859/11 и 28473/12, § 175, 15 ноября 2016 г. ). Однако он также отмечает, что принцип субсидиарности налагает совместную ответственность между государствами-участниками и Судом, и что национальные власти и суды должны толковать и применять внутреннее право таким образом, чтобы обеспечить полное действие Конвенции (см. Guðmundur Andri Астрассон против Исландии [ БП ], № 26374/18, § 250, 1 Декабрь 2020 г.). Отсюда следует, что, хотя толкование и применение национального законодательства в первую очередь принадлежит национальным властям, в частности судам, в конечном итоге на Суд ложится определение того, приводит ли способ толкования и применения этого закона к последствиям, совместимым с действующим законодательством. Конвенция (там же).

140. В настоящем деле Суд не удовлетворен тем, что национальные суды представили достаточные основания для оправдания осуждения по статье 280 Уголовного кодекса (см., Напротив, упоминавшееся выше дело Килин, §§ 90 и 93).

 

 

141. Суд также считает необходимым изучить, соответствовали ли приговоры, вынесенные заявителю, статье 10 Конвенции, в частности, были ли они соразмерны преследуемым законным целям (см. Пункт 120 выше).

 

142. Заявитель был приговорен к двум годам лишения свободы с отсрочкой исполнения наказания и двухлетнему запрету занимать руководящие должности в средствах массовой информации. 

 

143. Судимость по уголовному делу является серьезным «наказанием» по смыслу статьи 10 § 2 Конвенции и одной из наиболее серьезных форм вмешательства в право на свободу выражения мнения (см. Perinçek, упомянутое выше, § 273). Характер и суровость приговора, вынесенного заявителю, также принимаются во внимание при оценке соразмерности вмешательства (см. Cumpǎn and Mazǎre v. Romania [GC], № 33348/96, § 111, ECHR 2004 – XI. в контексте клеветы). Хотя вынесение приговора в принципе является делом национальных судов, вынесение приговора к лишению свободы за правонарушение в отношении прессы будет совместимо со свободой печати в соответствии со статьей 10 Конвенции только в исключительных обстоятельствах, в частности, когда другие основные права серьезно нарушаются. нарушены, как, например, в случае разжигания ненависти или подстрекательства к насилию (там же, § 115, и Atamanchuk, упомянутое выше, § 67). 

 

144. Меры предварительного пресечения деятельности журналистов, включая санкции в виде запрета на осуществление в будущем их деятельности, подпадающей под действие статьи 10 § 1, также требуют наиболее тщательной проверки и оправданы только в исключительных обстоятельствах (см. Cumpǎn and Mazǎre, упомянутое выше, § 118). В Стомахине (цитируется выше, §§ 128-29) Суд оставил открытым вопрос о том, совместим ли запрет на осуществление журналистской деятельности как таковой со статьей 10 Конвенции. По мнению Суда, лишение свободы в сочетании с запретом заниматься журналистской деятельностью, особенно на длительный период, за выступление, даже если оно является преступным, должно рассматриваться как чрезвычайно суровая мера, требующая очень убедительных причин с должным учетом конкретных обстоятельств. по делу (там же). В этом деле национальные суды ограничили обоснование наказания ссылкой на «личность» заявителя и «социальную опасность», которую представляет его правонарушение. Хотя эти соображения могли иметь значение, они не были сочтены достаточными для оправдания исключительной строгости наказаний, наложенных на этого заявителя. В Атаманчуге (цитируется выше, §§ 70-72) Суд счел, что в этом деле были выявлены исключительные обстоятельства, оправдывающие двухлетний запрет, наложенный на этого заявителя в дополнение к штрафу за публикацию его собственных заявлений.

 

145. Даже если предположить, что существует острая общественная необходимость вмешательства – в виде уголовного преследования – в право заявителя на защиту определенных интересов в соответствии с пунктом 2 статьи 10 Конвенции (см. Пункт 120 выше), не было убедительно доказано, что приговоры были соразмерны обстоятельствам дела в отношении единственного случая публикации спорных взглядов другого лица (сравните Féret v. Belgium, № 15615/07, § 80, 16 июля 2009 г.)

 

 

146. Суд заключает, что осуждение заявителя и приговоры не были убедительно доказаны как «необходимые в демократическом обществе».

 

147. Следовательно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции. 

 

II. ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ НАРУШЕНИЯ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ В ЧАСТИ ОТНЕСЕНИЯ МАТЕРИАЛА «ВЫ ПРОГОЛОСОВАЛИ, ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО СУДИТЬ» КАК ЭКСТРЕМИСТСКОГО МАТЕРИАЛА И ПРЕКРАЩЕНИЯ СУЩЕСТВОВАНИЯ ГАЗЕТЫ

 

148. Ссылаясь на статью 10 Конвенции, заявитель жаловался на классификации поштучно «Вы голосовали, у вас есть право судить» экстремистским материалом, и прекращение массового газеты – статуса СМИ. 

 

149. Текст статьи 10 Конвенции цитируется выше.

 

 

 

 

150. Правительство утверждало, что заявитель не имел права подавать в Суд жалобу в соответствии со статьей 10 Конвенции в отношении судебного прекращения статуса СМИ Duel. Соответствующее постановление суда было вынесено в отношении некоммерческого партнерства «CIJ – редакция газеты Duel». Интересы последнего представляли заявитель и основатель газеты г-н С. Точно так же судебная классификация текста «Вы проголосовали, вы имеете право судить» была связана с газетой, а не с заявителем как частным лицом. Заявитель был не единственным «участником» Duel.; в решениях национальных судов С. был указан как учредитель газеты. Настоящая жалоба была подана заявителем в личном качестве, а не от имени газеты.

 

151. Доводы властей Российской Федерации со ссылкой на статью 17 Конвенции (см. Пункт 79 выше) могут быть истолкованы как относящиеся к этой части жалобы. 

 

 

152. Заявитель утверждал, что он имел право обжаловать в Суде прекращение статуса газеты как средства массовой информации. Он стоял у истоков инициативы референдума, которая гласила: «Вы проголосовали, вы имеете право судить» в качестве ее манифеста. Газета была создана специально для проведения такого референдума; в период с 1997 по 2008 год он публиковал соответствующий текст 300 раз. Газета была средством поиска добровольцев для сбора подписей за инициативу референдума. Повторная публикация этого материала в апреле 2006 г. и соответствующее официальное предупреждение, вынесенное регулятором СМИ, послужили правовой основой для отмены статуса газеты как СМИ.Кроме того, запрет на распространение газеты напрямую повлиял на свободу заявителя распространять и получать информацию в качестве главного редактора. Более того, в мае 2009 г. функции газеты и редакционной коллегии (главного редактора) были аннулированы и прекратили свое существование (см. Пункт 70 выше). Таким образом, у газеты не было возможности подать жалобу в Суд через свои органы (точнее, ее редакционную коллегию или главного редактора). Первоначальный учредитель, г-н С., не работал в газете, больше не участвовал в ее публикации и не возражал против подачи настоящей жалобы в Суд. Риска конкурирующих требований отсутствовало, поскольку Duel не нанимала журналистов, кроме заявителя.

 

153. Заявитель оспорил применение статьи 17 в настоящем деле.

 

 

 

154. Суд повторяет, что, даже если Правительство не заявило о неприемлемости соблюдения правила шести месяцев в своих замечаниях, оно не вправе отменить применение правила шести месяцев только потому, что Правительство не высказало предварительных возражений по этому поводу (см. «Радомиля и другие против Хорватии» [GC], №№ 37685/10 и 22768/12, § 138, 20 марта 2018 г.). Суд отмечает, что соответствующее разбирательство закончилось 20 марта 2009 года. Не было доказано, что какая-либо апелляция была подана на приговор от 20 марта 2009 года. Соответствующая жалоба была сначала подана в Суд в беглой форме 17 ноября 2009 года, а затем подтверждено в форме заявки, отправленной в марте 2010 года. 

155. Соответственно, данная жалоба была подана несвоевременно и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции. 

 

 

 

156. Выводы Суда в пунктах 83 и 84 выше применимы и к настоящей жалобе. У Суда недостаточно материалов, чтобы считать, что деятельность средства массовой информации была направлена на отклонение статьи 10 Конвенции от ее истинной цели путем использования права на свободу выражения мнений в целях, явно противоречащих ценностям Конвенции. Суд постановляет, что статья 17 не должна применяться в настоящем деле. Таким образом, возражение отклоняется. 

 

157. Суд интерпретировал понятие «жертва» в соответствии со статьей 34 Конвенции автономно и независимо от национальных концепций, таких как те, которые касаются интереса или дееспособности, даже несмотря на то, что Суду следует учитывать тот факт, что заявитель был стороной внутреннее разбирательство (см. Аксу против Турции [GC], №№ 4149/04 и 41029/04, § 52, ECHR 201 2 и дела, указанные в нем). Статья 34 касается не только непосредственной жертвы или жертв предполагаемого нарушения, но и любой косвенной жертвы, которой нарушение может причинить вред или которая имела бы законную и личную заинтересованность в том, чтобы положить конец этому нарушению (см. Vallianatos and Others v. [GC], №№ 29381/09 и 32684/09, § 47, ECHR 2013 (выдержки) и цитируемые в них дела; сравните Маргулев против России, нет. 15449/09, §§ 36 – 38, 8 октября 2019).

 

158. Предмет соответствующего разбирательства касался особого правового статуса, который газета приобрела в 1995 году в результате официальной регистрации в качестве средства массовой информации. По российскому законодательству в качестве главного редактора (и де-факто единственный член редакционной коллегии по договору между ее учредителем г-ном С. и им самим в качестве директора совета) заявитель играл решающую роль в работе издания и находился под непосредственным влиянием исхода судебного разбирательства. в прекращении действия газеты как средства массовой информации. Юридическая сила решений судов заключалась в лишении газеты статуса СМИ и аннулировании документа, подтверждающего ее регистрацию. Это юридическое действие вступило в силу в мае 2009 года заявитель был последний редактор – главный и также считали, что пост, когда материал порождая прекращения распространения газеты была опубликована на его счету редакционных выбора.

 

159. Также отмечается, что после решения кассационной инстанции в мае 2009 г. газета прекратила свое существование в соответствии с российским законодательством, поскольку у нее больше не было какого-либо официального органа, такого как редакционная коллегия или главный редактор (см. Пункт 70 выше). Первоначальный учредитель, г-н С., больше не участвовал в его публикации или внутреннем разбирательстве; он не возражал против подачи жалобы в Суд. Риск предъявления других конкурирующих требований отсутствовал, поскольку в газете, кроме заявителя, не было журналистов.

 

160. Изучив доводы сторон и применимое законодательство и судебную практику (см. Пункт 71 выше), Суд убедился, что заявитель имеет право подать в Суд жалобу в соответствии со статьей 10 Конвенции в связи с прекращением деятельности СМИ. – статус выхода (см., mutatis mutandis, Gözel and Özer, упомянутое выше, § 41; см. также, mutatis mutandis, Халис Доган и другие против Турции, № 50693/99, § 16, 10 января 2006 г., и Ürper and Others против Турции, № 14526/07 и 8 других, § 18, 20 октября 2009 г. относительно временного приостановления распространения газеты). 

 

161. Суд также отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной ни – не основано ни недопустимыми по иным основаниям, перечисленным в статье 35 Конвенции. Следовательно, он должен быть объявлен приемлемым. 

 

 

 

162. Заявитель утверждал, что прекращение распространения газеты было несоразмерным, в частности, в связи с тем, что государство не исчерпало менее интрузивные меры (такие как арест соответствующего выпуска (а) газеты) перед тем, как запретить ее распространение в целом.

 

163. Правительство утверждало, что газете было вынесено несколько официальных предупреждений в связи с публикацией экстремистских материалов. Запрет на распространение «Дуэли» был основан на этих официальных предостережениях и на дополнительных фактах, раскрывающих экстремистскую деятельность в газете. Масса – СМИ не выполнил свои «обязанности и ответственность» в соответствии со статьей 10 Конвенции, в частности, за несоблюдение антиэкстремистского законодательства. Запрет на распространение газеты был введен только после того, как были исчерпаны менее интрузивные (превентивные) меры, такие как официальная процедура предупреждения. Несмотря на многочисленные официальные предупреждения, газета продолжала публиковать те же или иные экстремистские материалы. Запрет также был оправдан характером и содержанием статей, которые были частью кампании за насильственное изменение конституционного режима или публичного оправдания терроризма. Запрет на распространение газеты был направлен на поддержание порядка, обеспечение национальной безопасности и территориальной целостности, а также предотвращение беспорядков и преступлений, которые могли бы произойти, если бы газета продолжала оставаться доступной.

 

 

164. Суд считает, что имело место «вмешательство» в соответствии с пунктом 1 статьи 10 Конвенции в настоящем деле (см. Также пункты 157–160 выше). Это «вмешательство» нарушает статью 10, если оно не удовлетворяет требованиям ее параграфа 2. Необходимо определить, было ли вмешательство предусмотрено законом, преследовало ли одну или несколько законных целей, определенных в этом параграфе, и было ли оно необходимо в демократическом обществе для достижения эти цели.

 

 

165. Суд повторяет, что фраза «предусмотрено законом» подразумевает, среди прочего, что национальное право должно быть достаточно предсказуемым в своих формулировках, чтобы дать людям адекватное указание на обстоятельства и условия, на которых власти имеют право прибегать к мерам, затрагивающим их права в соответствии с Конвенцией (см. Фернандес Мартинес против Испании [GC], № 56030/07, § 117, ECHR 2014 (выдержки). 

 

166. Чтобы национальное законодательство отвечало этим требованиям, оно должно обеспечивать определенную правовую защиту от произвольного вмешательства государственных властей в права, гарантированные Конвенцией. В вопросах, затрагивающих основные права, это противоречило бы верховенству закона, одному из основных принципов демократического общества, закрепленных в Конвенции, если бы юридическая свобода усмотрения, предоставленная исполнительной власти, была выражена в терминах неограниченной власти. Следовательно, «закон» должен указать с достаточной ясностью пределы любого такого усмотрения в компетентные органы и способы его осуществления (см Sanoma Uitgevers BV ст. В Нидерланды [GC], №. 38224/03, § 82, 14 сентября 2010 г., и Иващенко против России, нет. 61064/10, § 73, 13 февраля 2018 г., и упомянутые в нем дела). 

 

167. Суд отмечает, что прекращение СМИ газеты – розетки статуса имел правовую базу в разделах 8 и 11 о борьбе с Законом об экстремизме и разделов 4 и 16 Закона о средствах массовой информации (см пунктов 39 и 67-70 выше). Таким образом, вмешательство было основано на национальном законодательстве и было доступно.

 

168. Что касается критериев, применяемых судами, этот вопрос скорее относится к релевантности и достаточности причин, приведенных ими для оправдания вмешательства, и должен быть рассмотрен при оценке того, было ли оно «необходимым в демократическом обществе». С учетом соответствующих выводов, приведенных ниже, Суду нет необходимости определять, было ли вмешательство «предусмотрено законом» по смыслу статьи 10 § 2 Конвенции. 

 

 

169. Суд считает, что запрет на распространение газеты был направлен, по крайней мере на первый взгляд, на обеспечение национальной безопасности и предотвращение (будущих) беспорядков и преступлений.

 

 

170. Соответствующие принципы были кратко изложены в пунктах 121 – 124 выше. 

171. Юридической силой решений судов в настоящем деле было лишение газеты статуса СМИ, первоначально предоставленного ей в 1995 году, и аннулирование свидетельства о ее регистрации в качестве средства массовой информации. Суды положить конец своей работы в качестве выхода масс-медиа и, кстати (косвенно) к участию заявителя в качестве редактора – в – главном, в упражнении газеты свободы выражения мнений, в частности свободы прессы.

 

172. Прекращение статуса газеты как средства массовой информации равносильно полному и бессрочному запрету на распространение газеты в России (сравните Ürper and Others, упомянутое выше, § 42). Суд считает, что, что особенно радикальные призывы меры для самого тщательного рассмотрения и могут быть оправданы лишь в исключительных случаях (там же, § 36; см., С учетом соответствующих изменений, Cumpǎnǎ и Mazǎre, упомянутыми выше, § 118). 

 

173. Суд отмечает, что прекращение распространения газеты было приказано судом. Судебный характер системы, регулирующей этот вид вмешательства, представляет собой ценную гарантию свободы прессы (см. Упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Ürper and Others», § 40). Остается, что решения национальных судов также должны соответствовать принципам статьи 10 Конвенции (там же).

 

174. Решение о прекращении деятельности газеты как средства массовой информации было основано на официальных антиэкстремистских предостережениях, вынесенных регулирующим органом СМИ, административным органом, 20 марта 2006 г. в связи с публикацией текста «Вы проголосовали, вы проголосовали. право судить» и основывалось на неоднократном вынесении предупреждения газете и ее редактору (заявителю), в частности 26 Апрель 2006 г. в отношении того же текста (см. Пункты 11–16 и 37 выше). Предупреждение от 24 апреля 2007 г. в связи с «Смерть России!» статья (см. параграфы 11-16 и 27 выше), а также другие официальные предупреждения, выпущенные в период с августа 2007 года по июнь 2008 года в отношении некоторых других статей, опубликованных в газете в период с июля 2007 года по март 2008 года (см. параграф 37 выше), в качестве дополнительного доказательства регулятором СМИ и были упомянуты первыми -суд инстанции (см. пункт 39 выше). Суд не усматривает в судебных решениях, о чем были эти дальнейшие официальные предупреждения, вынесенные в период с августа 2007 года по июнь 2008 года. В любом случае, как подтвердил суд кассационной инстанции, только предупреждения от 20 марта и 26 апреля 2006 г. имели юридическое значение для решения о прекращении распространения газеты (см. Пункт 42 выше).

 

175. Раздел 8 Закона о борьбе с экстремизмом предусматривает, что, если средство массовой информации распространяет «экстремистские материалы» или если установленные факты указывают на то, что средство массовой информации участвовало в «экстремистской деятельности», компетентный орган может выдать информацию об основателе или редакционной статье средства массовой информации. Правление (главный редактор) с письменным официальным предупреждением о недопустимости таких действий или действий. Если в течение двенадцати месяцев после предупреждения были установлены новые факты, раскрывающие признаки экстремизма со стороны средства массовой информации, компетентный орган мог потребовать судебного постановления о прекращении деятельности средства массовой информации. 

 

176. По сравнению с этим прекращением, вынесение предупреждения, а затем еще одного в течение года, составило менее назойливые меры, которые, действительно, были применены в настоящем деле. Однако не утверждалось, что деятельность СМИ могла быть или была приостановлена в соответствии с российским законодательством на временной основе. Похоже, что регулирующий орган СМИ может напрямую добиваться полного и окончательного прекращения распространения СМИ. 

 

177. Кроме того, прекращение статуса СМИ может быть запрошено и приказано в любое время после вынесения предупреждений (см. Пункт 42 выше). По мнению Суда, отсутствие каких-либо установленных сроков способствовало созданию и сохранению отрицательного сдерживающего воздействия на законное осуществление средствами массовой информации своего права на свободу выражения мнения. 

 

178. Стороны не заняли четкой позиции относительно объема судебной оценки в деле о прекращении дела. Суд отмечает, что Закон о борьбе с экстремизмом и Закон о СМИ содержат разные формулировки в отношении полномочий, предоставленных суду в таких обстоятельствах (см. Пункты 67-70 выше). Раздел 8 Закона о борьбе с экстремизмом предусматривает, что деятельность СМИ «должна быть» прекращена. Раздел 11 предусматривал, что работа торговой точки «может быть» прекращена. Формулировка статьи 16 Закона о средствах массовой информации казалась ближе к формулировке раздела 11 Закона о борьбе с экстремизмом. Как бы то ни было, из судебных решений по настоящему делу явствует, что существенные фактические и правовые элементы были ограничены формальным фактом вынесения в течение года двух предупреждений и их действительности на момент подачи заявления. о прекращении распространения СМИ.

 

179. Поскольку процедура предупреждения заложила основу для прекращения распространения СМИ, внутреннее законодательство и практика, относящиеся к процедуре предупреждения, имеют отношение к настоящей жалобе. Суд ранее считал, что они не были предсказуемы в отношении их последствий и не обеспечили адекватной защиты от произвольного обращения к процедурам предупреждения и предостережения; объем судебно – процедуры рассмотрения в тот момент не было в соответствии со статьей 10 Конвенции (см Карастелев и другие против России., нет. 16435/10, §§ 78-107, 6 октября 2020 года, и RIDnНовая газета и ЗАО «Новая газета», упомянутое выше, §§ 99-100 и 110-12). В настоящем деле к тому времени, когда в ноябре 2008 года суд постановил прекратить распространение газеты, предупреждения, вынесенные 20 марта и 26 апреля 2006 года, были предметом окончательного судебного решения в рамках отдельного судебного разбирательства в соответствии с главой 25 Закона. Гражданский процессуальный кодекс (см. пункты 11–16 выше). Суд объявил соответствующую жалобу неприемлемой на предыдущем этапе производства по делу. 

 

180. Как бы то ни было, Суд считает, что даже при наличии исключительных обстоятельств, оправдывающих прекращение статуса газеты как средства массовой информации (см. Параграф 172 выше), эта особенно суровая мера должна быть оправдана сама по себе, то есть отдельно и отчетливо из обоснования, лежащие в основе анти – экстремизм предостережений, и на основе критериев, установленных и применяемых в суд в соответствии со статьей 10 Конвенции (сравните Kablis против России, пп. 48310/16 и 59663/17, § 94, 30 апреля 2019 г. и ООО «Флавус и другие против России», №№ 12468/15 и 2 других, § 38, 23 июня 2020 г.)

 

181. Никаких таких исключительных обстоятельств не было установлено, и национальные суды не выдвинули такое оправдание в настоящем деле. Распространение газеты было прекращено без какой-либо судебной оценки основных фактических и юридических элементов, касающихся того, была ли «острая социальная потребность» в прекращении ее распространения и было ли это «необходимо в демократическом обществе» для достижения определенных законных целей., например, интересы национальной безопасности или предотвращения беспорядков или преступлений (сравните «Коммерсант Молдовы против Молдовы», № 41827/02, §§ 36-38, 9 января 2007 г.). 

 

182. Не оспаривалось, что текст, повлекший за собой прекращение распространения газеты, публиковался неоднократно в течение многих лет до 2006 года, не вызывая применения Закона о борьбе с экстремизмом или каких-либо опасений, касающихся интересы национальной безопасности и предотвращения беспорядков или преступлений (см. пункт 8 выше). Судебные решения по делу о расторжении контракта не дали никаких сведений об изменении обстоятельств, которое могло произойти в 2006 году. 

 

183. Власти Российской Федерации предположили, что газета использовалась в качестве рупора для организации, преследующей цели, противоречащие ценностям Конвенции. Однако суды не сделали никаких соответствующих фактических или юридических выводов по делу о расторжении контракта. 

 

 

184. Столкнувшись с бездействием национальных судов – в силу закона или в силу обстоятельств дела – предоставить достаточные причины для оправдания вмешательства (см. Также пункт 71 выше), Суд считает, что они не убедительно продемонстрировали, что вмешательство было соразмерно законным целям, которых они стремились достичь.

 

185. Узкий объем судебной оценки сделал прекращение статуса СМИ автоматическим результатом простого существования по крайней мере двух официальных предупреждений. По мнению Суда, действие этого постановления в соответствии с российским законодательством несоразмерно повлияло на свободу прессы и, между прочим, на участие заявителя в осуществлении этой свободы. 

 

186. Следовательно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

 

III. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ 

 

187. Статья 41 Конвенции гласит: 

 

«Если Суд установит, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, и если внутреннее право соответствующей Высокой Договаривающейся Стороны допускает только частичное возмещение, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшая сторона».

 

А. Повреждать

 

188. Заявитель требовал 20,000 евро (EUR) в качестве компенсации морального вреда – материального ущерба. 

 

189. Правительство оспорило это требование как чрезмерное. 

 

190. Суд присуждает заявителю EUR 10 000 в качестве компенсации морального вреда – материального ущерба, плюс любой налог, который может быть начислен. 

 

 

191. Заявитель потребовал 46 012 швейцарских франков и 22 730 евро за представление своих интересов в Суде г-ном Экстайном и г-жой Висентин соответственно в соответствии с соглашениями об условном гонораре.

 

192. Правительство утверждало, что заявитель не представил доказательств оплаты и что соглашения об условном вознаграждении не подлежат исполнению в России. 

 

193. Согласно прецедентной практике Суда, заявитель имеет право на возмещение судебных издержек и расходов только в той мере, в какой было доказано, что они действительно были понесены, были необходимы и разумны по размеру (см. Strand Lobben and Others v. Норвегия [GC], № 37283/13, § 233, 10 сентября 2019 г.).

 

194. Гонорары представителя «фактически понесены», если заявитель их уплатил или обязан их уплатить. Соответственно, гонорары представителя, действовавшего бесплатно, фактически не взимаются. Противоположное дело касается гонораров представителя в Суде, который, не отказываясь от них, просто не предпринял никаких шагов для получения своего платежа или отложил его. Гонорары, подлежащие уплате представителю по соглашению об условном вознаграждении, фактически понесены только в том случае, если это соглашение подлежит исполнению в соответствующей юрисдикции (см. Merabishvili v. Georgia [GC], № 72508/13, § 371, 28 ноября 2017 г. и дела цитируется в нем). 

 

195. Соглашения о непредвиденных обстоятельствах (беспроигрышные, без комиссии), влекущие за собой обязательства исключительно между юристом и клиентом, не могут связывать суд, который должен оценивать размер присуждаемых издержек и расходов со ссылкой не только на то, действительно ли издержки являются фактическими понесены, но также и от того, были ли они понесены разумно (см., например, Ятридис против Греции (справедливое возмещение) [GC], № 31107/96, § 55, ECHR 2000 – XI). Соответственно, в качестве основы для своей оценки Суд должен изучить другую информацию, предоставленную заявителем в поддержку иска (см., В качестве недавнего авторитета, Strand Lobben and Others, упомянутое выше, § 234; см. Также Allanazarova v. Russia, нет. 46721/15, § 123, 14 февраля 2017 г.).

 

196. Принимая во внимание вышеупомянутые критерии и в той степени, в которой требование связано с установлением нарушения в настоящем деле, Суд присуждает 6000 евро плюс любые налоги, которые могут взиматься с заявителя. 

 

C. Проценты по умолчанию

 

197. Суд считает целесообразным, чтобы процентная ставка по умолчанию была основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка, к которой следует добавить три процентных пункта. 

 

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО,

 

1. Отклоняет возражение по статье 17 Конвенции;

 

2. Объявляет жалобы, касающиеся осуждения заявителя по уголовному делу и прекращения существования газеты как средства массовой информации, приемлемыми, а остальную часть жалобы неприемлемой;

 

3. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции в связи с осуждением заявителя по уголовному делу;

 

4. Постановляет, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции в связи с прекращением действия газеты как средства массовой информации;

 

5. Держит

 

а) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трех месяцев с даты вступления приговора в законную силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции следующие суммы: 

 

(i) 10 000 евро (десять тысяч евро) плюс любые налоги, которые могут взиматься в отношении морального вреда, которые должны быть конвертированы в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на дату расчета;

 

(ii) 6000 евро (шесть тысяч евро) плюс любые налоги, которые могут взиматься с заявителя в отношении судебных издержек и издержек;

 

(б) что с истечения вышеупомянутых трех месяцев до момента выплаты простые проценты будут выплачиваться на вышеуказанные суммы по ставке, равной предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в течение периода неисполнения обязательств плюс три процентных пункта;

 

6. Отклоняет остальные требования заявителя о справедливой компенсации.

 

Совершено на английском языке с направлением письменного уведомления 14 декабря 2021 года в соответствии с Правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда. 

 

Милан Блашко Жорж Раварани

 

Регистратор Президент

 

________________________________________

[1] Аббревиатура от так называемой «Чеченской Республики Ичкерия».