Сейчас столько развелось «пацриотов», славящих «подвиг наших дедов», ни на копейку не понимая и не собираясь понимать происходившее в той войне, что как-то уже и не хочется, чтобы к 9 мая и тебя восприняли подвывальщиком в этом хоре.
Поэтому к празднику я просто повторю мысль о том, что введение в армии сначала чинов, а потом воинских званий, нанесло огромный ущерб делу военной защиты интересов нашей Родины. Почему? Потому, что военный человек обязан уметь уничтожить врага и хотеть уничтожать врага, и именно это умение и хотение должно быть основанием его дохода и славы в обществе. А реально уже много веков в России военный человек обязан уметь получить очередной воинское звание (чин), а с ним основание дохода и славы. В результате, начинается война, людей с чинами (званиями) в русской армии полно, а воевать никто не умеет, и от этого неумения - и не собирается воевать.
Итак, повторюсь. На мой взгляд, в сегодняшнем массовом понимании, офицеры – это некие люди, окончившие специальные военные учебные заведения, носящие форму и погоны и требующие величать себя по-иностранному: лейтенантом, капитаном, майором и т.д. Как правило, упускается из виду то, что офицерская служба – это служба в бою, и именно эту службу нужно уметь служить, и уж совсем не принимается во внимание то, что все эти воинские звания изначально обозначали тот вид работы, которую офицер обязан был в бою делать. Если мы, образно говоря, бой представим в виде свадьбы в ресторане, то слова «лейтенанты», «капитаны», «майоры» и т.д. будут обозначать то же самое, что слова «швейцары», «повара», «официанты», «посудомойки» и т.д. А теперь представим, что эти названия должностей в ресторане сделают персональным званием всех, связанных с ресторанным бизнесом, и в каком-нибудь кулинарном техникуме учащиеся при виде преподавателя кислых щей вскакивают со словами: «Здравия желаем товарищ гвардии посудомойка!» Такое выглядело бы даже не столько смешно, сколько глупо, но у военных эта глупость считается большим достижением военной мысли. И люди, которые никогда не водили в бой батальоны, мало этого, и понятия не имеющие, как именно это делается, спокойно носят звания подполковников и уверенны, что они действительно подполковники.
Давайте попробуем разобраться, откуда взялись в нашем языке слова, обозначающие воинские звания, и что за работу эти слова первоначально описывали.
Пожалуй, с момента возникновения военного дела искусство боя состояло из двух элементов: собственно действия оружием и маневра на поле боя. Первое – это искусство воина, его индивидуальное мастерство. Второе – искусство командира. И, в принципе, командирское искусство сводится к расположению своих бойцов на поле боя так, чтобы как можно больше из них действовало оружием, а у противника наоборот – чтобы его бойцы как можно больше мешали друг другу действовать оружием или как можно больше из них находилось за пределами досягаемости их оружия. Цель командира – построить своих бойцов и сманеврировать ими так, чтобы в каждый момент боя твои сражающиеся бойцы имели численное преимущество над сражающимися бойцами противника, поскольку тогда в ходе боя они будут нести относительно малые потери, а противник – больше, что вынудит его убежать или сдаться.
Эти нехитрые принципы предопределили, что, во-первых, во все времена своих бойцов выстраивают в линию. Все другие построения (колонны, клинья) имеют задачу временную – нарушить боевые построения противника, допустим, прорваться к нему в тыл или поставить его боевые линии перпендикулярно своим. А после этого все равно свои бойцы должны построить линию, чтобы не мешать друг другу действовать оружием. Для любого боевого командира во все времена самый страшный ночной кошмар – это когда твои бойцы сбились в кучу – когда оружием могут действовать только те, кто находится в первых рядах снаружи кучи, а те, кто внутри, бездействуют. К примеру, хотя русская армия славилась штыковым ударом, всегда училась ему, но на начало 19-го века в боевых наставлениях штыковой удар категорически не рекомендовался именно из-за страха, что в ходе штыковой атаки сломается боевой строй, свои солдаты разобьются на кучи, и ими невозможно будет командовать как одним целым.
Итак, все армии мира для удобства командования в бою, начали делить свои войска на части, начала делить их и Россия при введении в начале 17-го века «полков нового строя». Такая часть войска числом до 2000 человек, выполняющая самостоятельный маневр на поле боя, получила название, уже известное с 10-го века – из более старых боевых строев русской армии – полк. После этого, естественно, появилось и название должности командира этой части войска – полковник. И изначально слово «полковник» не имело никакого отношения к званиям, даже к таким, как «народный артист России» - это не более чем название работы в бою, это рабочая должность.
Итак, мы видим две боевые должности, которые, безусловно, необходимы в бою: атаман – лучший воин, который своим примером заставляет 100-200 воинов драться, как он сам, и полковник – командир, самостоятельно маневрирующий на поле боя с частью войск. Это две ключевые по своей самостоятельности командирские должности и, по идее, их должно было бы быть достаточно, но вождение войск по полю боя представляло собой такую трудность, что этим командирам потребовалось масса помощников.
При Петре I полк состоял из 8 рот, в каждой из которых было: 144 фузилера и пикинера (каждый четвертый солдат первой шеренги вооружался пикой), атаман - командир роты (капитан) и его 17-18 помощников. В бою рота строилась в четыре шеренги: первая шеренга не стреляла, держа пулю в стволе фузеи, и фузилёры первой шеренги предназначались для того, чтобы вместе с пикинерами начать свою штыковую атаку или встретить штыковой удар противника; три остальные шеренги, сменяя друг друга, вели по противнику ружейный огонь из фузей из-за спин бойцов первой шеренги.
Но даже при четырехшереножном построении полк был все же громоздкой частью для маневрирования в полном составе, и к концу 18-го века его для многих видов боя (баталий) стали разделять на еще более мелкие части – на подразделения. Появились офицеры, которые помогали полковнику командовать этими подразделениями – подполковники. Они вместо полковника водили в баталии (бои) эти подразделения полка, которые, самой собой, были названы батальонами. И к концу 18-го века бой происходил примерно так.
Полк, подойдя в батальонных колоннах к полю боя, разворачивал каждый батальон в три шеренги лицом к противнику. В центре был тот, кто вел и маневрировал батальоном, - подполковник. Слева от него в три шеренги выстраивалась одна рота и справа – вторая, т.е. вправо и влево от подполковника строй заканчивался метрах в 50. Если, начав движение, подполковник останется в шеренгах, то в батальоне никто не будет видеть своего командира уже через 5-6 рядов от него, и никто в следующих рядах не увидит, в каком направлении подполковник их ведет. А ведь в том и проблема, чтобы строй батальона все время находился перпендикулярно направлению движения подполковника – чтобы батальон всё время шёл за своим командиром, а строй батальона, напомню, - это три шеренги длиною в 100 метров.
Поэтому с началом боя, подполковник, чтобы его видели все солдаты и офицеры батальона, выходил на 16 шагов перед фронтом батальона и вел батальон на врага на такой дистанции. И все равно, если подполковник менял направление незначительно, то с флангов было плохо видно, куда именно их ведёт командир. Поэтому для более точного указания направления движения батальон имел два знамени – два прапора. Они находились в центре строя один за другим. Как только подполковник выходил на свое боевое место, за ним выносили и первый прапор, и место этого знамени было в восьми шагах перед строем и в восьми шагах за спиною комбата. Второй прапор несли в первой шеренге. Каждого знаменосца прикрывали шесть гренадеров, а вынесенным вперед прапором командовал офицер, задачей которого было держать свой прапор на заданной дистанции и так, чтобы он находился на прямой линии между комбатом и прапором, оставшимся в строю. Таким образом, два прапора и командир образовывали хорошо видимую линию направления движения. Теперь можно было уверенно держать строй батальона так, чтобы он все время был перпендикулярным направлению движения комбата. Офицер, выполнявший работу с прапорами, сам находился у вынесенного вперед прапора, и назывался прапорщиком, его помощник у второго прапора (в строю) – подпрапорщик.
Еще проблема. Подполковник смотрел на врага, ему недосуг было оборачиваться, чтобы смотреть, ровный ли строй батальона, не сломался ли он? Оценивая дистанцию до противника, комбат мог ускорить или замедлить шаг, и ему было недосуг смотреть, отстал ли от него строй батальона или наваливается на него. Подполковнику требовалось кому-то передать ответственность за движение строя – за его равнение и темп шагов. Эту ответственность в батальоне брал на себя офицер, который шел на правом фланге строя вместе с барабанщиками и флейтистами. Он следил за направлением, указанным знаменами, и, соответственно, заставлял заходить (делать более широкие шаги) правый фланг, либо требовал от правого фланга укорачивать шаги. На левом фланге батальона за равнением своего фланга по отношению к флангу майора, следил сержант левофланговой роты. Ровный строй – это было очень важное дело!
По-моему, в фильме «Война и мир» я обратил внимание, что солдаты в боевом строю делают какие-то маленькие шажки. Я решил, что Бондарчук перемудрил для удобства кинооператора. Оказалось, что это очень точная подробность: чтобы резко не сломать прямую линию строя, солдат учили делать в бою шаги в 2/3 или 3/4 аршина. (Аршин – это и есть обычный шаг среднего человека (71 см), 2/3 или 3/4 аршина – это несколько меньше и несколько больше полуметра, т.е. солдат учили в бою семенить, чтобы не сломать строй слишком резко и успевать его выпрямлять.) И только любитель штыкового боя А.В. Суворов требовал: «Военный шаг – аршин, в захождении – полтора аршина».
Солдаты шагали под бой барабанов: чем чаще была их дробь, тем чаще они делали шаги. Поэтому барабанщики, флейтисты и оркестр батальона (если он был) шли возле этого офицера на правом фланге – он им задавал частоту барабанной дроби - темп марша. Должность этого офицера называлась «майор». В переводе с латыни – «старший», а в своей сути – «старший, куда пошлют». Но вообще-то майор всегда отвечал за движение батальона. Например, на марше (в том числе и на параде) он с адъютантом батальона возглавлял колону батальона, за ним шли барабанщики, флейтисты и оркестр, а уж потом ехал на коне комбат. У многих, наверное, вызовет удивление, что адъютант командира батальона ехал впереди командира, поскольку мы привыкли, что адъютант – это некто вроде денщика. Сегодня это так и есть, но раньше это был начальник штаба. В Красной Армии еще до 1945 года начальник штаба батальона назывался «адъютант старший батальона». (Мой отец, лейтенант запаса, призванный из запаса 23 июня 1941 года, начал войну адъютантом старшим 32-го отдельного штурмового батальона Приморской армии). А начальники штабов обязаны были уметь читать карту и ориентироваться на местности, посему и Академия Генерального штаба русской армии сначала называлась «Школа колонновожатых». Поэтому совершенно естественно, что адъютант ехал впереди колонны вместе с майором: адъютант определял, куда идти, майор – с каким темпом. А подполковник спокойно ждал, когда начнется бой и он потребуется, чтобы вести батальон в атаку. Кстати, поскольку строй полка в два-четыре раза длиннее строя батальона, то в полку были две должности майора: премьер-майор и секунд-майор, причем в штатах 1732 года второй майор входил в штат как «секунд-майор из капитанов», т.е. должность второго («секунд» - второй) майора исполнял командир левофланговой роты.
Я описал всех офицеров, которые помогали полковнику (подполковнику) маневрировать в бою полком (батальоном). Теперь спустимся в роту к атаману (капитану). Поскольку его роту в составе батальона или полка вел подполковник или сам полковник, то капитан шел в центре роты в первой или второй шеренге, а справа и слева от него шли по два взвода его роты. Во время маневров батальона на поле боя у капитана особой работы не было, а вот его помощники работали вовсю. Заместителем капитана был поручик, но при Петре I он одно время назывался точнее – лейтенант, по-французски – заместитель. Убьют капитана, лейтенант возглавит роту. Но до открытия огня поручик всегда шел сзади шеренг роты, тут же шли и остальные офицеры, кандидаты в офицеры и унтер-офицеры с понятной задачей «принуждать солдат идти вперед» или удерживать их от бегства. Им в этом помогали писарь, каптенармус (отвечавший за вещевое довольствие), фурьер (отвечавший за пищевое и фуражное снабжение) и казначей – в бою все были при деле. У офицеров этого времени и личное оружие было своеобразным – протазан или эспонтон – копьё специальной конструкции. Им удобно было понуждать робких солдат оставаться в строю при виде противника и падающих ядер.
Однако с момента открытия батальоном огня, офицеры уходили в первую или вторую шеренгу строя возглавлять уже собственно бой взводов, но главным в роте был, конечно, сам капитан, который своим мужеством воодушевлял солдат вести огонь и работать штыками. Сзади оставались следить за «отстающими» каптенармус и фурьер с казначеем.
Кстати, выйдя на рубежи открытия огня, командир батальона останавливался – это был сигнал того, что пора открывать ружейный огонь. К подполковнику сзади подходил сначала прапорщик со знаменем, а затем подполковника обгонял и сам строй батальона, открывавший огонь по противнику. После этого место подполковника и знамен было в нескольких шагах за строем в центре батальона, сюда же к подполковнику с правого фланга подходили майор, адъютант и барабанщики с оркестром. То есть командир и офицеры батальона тоже перестраивались так, чтобы непосредственную команду огнем и рубкой осуществляли капитаны и офицеры рот.
Я перечислил практически все те слова, которые сегодня называются «званиями»: полковник, подполковник, майор, капитан, лейтенант, прапорщик. И когда эти слова появились, ни одно из них не означало ничего похожего на «мастер спорта» или «заслуженный донор». Это были исключительно названия должностей в бою, а «офицер» - это общее название всего начальствующего состава в полку. У Петра Первого и барабанщик был офицер, поскольку непосредственно давал батальону команду на темп шагов.
С ростом численности армий на поле боя потребовалась должность, которая бы отвечала за маневр многих полков, осуществляла бы общее руководство маневром всей армии. Назвали эту должность от латинского слова generalis – «общий» - генерал. При большой армии, у этих генералов на поле боя полков могло быть очень много и командовать ими по отдельности было трудно, тем более, что поля боев стали такими большими, что все свои войска и окинуть взором было невозможно. Генералам потребовались помощники – старшие на отдельных участках поля боя, возглавлявшие манёвр нескольких полков, и таких помощников стали называть «генерал-майоры» - старшие у генерала для отдельных частей армии – помощники генерала. Само собой генералу потребовался и заместитель, и, само собой, заместителя назвали «генерал-лейтенант». И если бы мы не умничали с иностранными словами, а употребляли русские слова «заместитель» и «помощник», то есть называли бы должности «помощник генерала» и «заместитель генерала», то у нас бы не вызывало недоумения, почему лейтенант младше майора, а генерал-лейтенант старше генерал-майора.
И, наконец, на поле боя тот самый старший генерал, которому подчинялись все войска, назывался генерал-полковник – общий для всех полковник. Это все. (Правда, были и фельдмаршалы, но это не должность, а, скорее, награда за выигрыш выдающихся сражений).
Итак, в исконном понимании, армейские чины – это должности в бою, а в нашем теперешнем понимании – то нечто, за что дают больше денег из казны и почет от общества. И уже в царской русской армии сам по себе чин был второй по значению наградой после царского благоволения, и шла эта награда впереди всех орденов. Орден – это побрякушка, которую всем давали, включая тыловых и попов, а чин – это деньги, а деньги есть деньги – это то, за чем русское офицерство в армию и шло. Давали тебе в награду чин полковника и никого не интересовало – а ты полком командовать способен?
То, что офицеров готовят в училищах, а совершенствуют в академиях, так въелось нам в мозги, что старое петровское требование начинать службу солдатом, кажется анахронизмом и вообще чуть ли не придурью императора. Какой же он офицер, если училища не окончил?! Правда, нужно отметить, что армия тут не сирота, у нас во всех сферах деятельности человек, не имеющий бумажки об образовании, за специалиста не считается – какой же он инженер, если институт не закончил? В результате, у нас очень много людей, имеющих дипломы инженеров, а инженеров так мало, что становится очевидной чистая случайность их попадания в число выпускников вузов.
Почему Россия стала на столь нелепый путь подготовки офицеров, понятно: русские цари очень долго не могли дать общее образование многочисленному населению на огромной территории России. Возник соблазн собирать дворянских детей в специальные учебные заведения и давать им общее образование, поскольку малознающему человеку трудновато командовать другими людьми. Это понятно. Но в результате в России никак не рассматривалось, годится ли этот человек, чтобы быть атаманом, является ли он лучшим воином, а единственным критерием производства в офицеры была сдача им экзаменов каким-то преподавателям, не видевшим войны и боёв.
Ю.И. МУХИН
